Полина Люро - Алекс. Охота на монстра [СИ]

― А что говорить-то? ― икнул, и мне стало немного легче. Я не узнавал свой голос, звучавший так незнакомо . Это здорово меня рассмешило.

― Эк тебя развезло, малыш, не отвлекайся, говори, как зовут?

― Кого? ― искренне удивился в ответ, а потом спросив, ― можно я немножечко полежу? ― и, не дожидаясь ответа, подложил свою сумку под голову, намереваясь вздремнуть.

Дальше я услышал много нелестных слов о себе и молодом поколении в целом, но мне было всё равно. По телу разливалось долгожданное тепло, веки слипались, и когда мой «гость» попытался меня растормошить, я, недолго думая, хорошенько его лягнул и уснул.

А проснулся от странной тряски. Мне понадобилось время, чтобы понять, что сижу на неторопливо идущей лошади, и от падения вниз меня спасает только чья-то крепкая прижимающая к себе рука. Я не придумал ничего лучшего, чем спросить:

«А куда мы едем? Это что, похищение? Учти, мой папа это так не оставит», ― и замолчал, потому что почувствовал, что меня мутит и сильно крутит живот.

― Серьёзно? А кто твой «папа», детка? ― голос был насмешливым и смутно знакомым.

― Как кто? Известный бизнесмен, и, к тому же, маг.

Человек, сидящий позади меня, помолчал, словно обдумывая мои слова.

― Ты говоришь необычно, словно… свалился из другого мира , ― последние слова он выдохнул с ужасом.

В этот момент мне стало совсем плохо, и был ли тому виной испорченный чай или слишком крепкий самогон ― не знаю, но я тут же сообщил об этом «соседу по лошади». Он быстро произнёс знакомое мне заклинание, и меня «отпустило». И не только желудок, но и голову. Я завертел ею по сторонам, но лишь успел заметить, что мы выехали из леса и движемся по разбитой колее. Вокруг белели едва прикрытые первым снегом поля. Маг недовольно проворчал: «Спи, неугомонный», ― и я покорно уснул.

Пробуждение было не очень приятным. В нос попала солома, и я чихнул, при этом больно ударившись головой о деревянную перегородку, рядом с которой лежал. За ней, словно отвечая на моё чихание, приветственно заржал конь, его сигнал поддержала тревожно замычавшая корова, а общий хор замкнули своим блеяньем козы. Итак, я был в хлеву. Докатился, Алекс, поздравляю…

Я недовольно застонал и попытался приподняться на локте, однако не смог этого сделать, поскольку оказался привязан за руку к деревянному столбу. Это меня крайне возмутило, и с помощью несложного заклинания я избавился от верёвки. Перевернулся с затёкшего бока на спину и увидел над собой насест с курами. Вздохнув, перекатился на другой бок и вскрикнул в ужасе, переполошив соседей по «отелю»: рядом снова дружно заржали, замычали и замекали…

Но я был не так уж и виноват в устроенном переполохе, просто не смог сдержаться, увидев в шаге от себя большую собачью морду с ехидно оскаленной зубастой пастью. Конечно, до прекрасного акульего ротика Чудика этой дворняге было далеко, но и её челюсти перепугали меня не хуже «Челюстей» Спилберга.

Я осторожно отодвигался от собаки, пока не упёрся спиной в стену. Бежать мне было некуда, да и лохматая чёрно-белая псина явно не собиралась меня выпускать. Она улеглась напротив, и, положив голову на лапы, не спускала заинтересованных глаз. Я попробовал приподняться, но её рык не двусмысленно намекнул, что лучше мне этого не делать.

В желудке противно заурчало, а во рту был ощущение, что я прошёлся по языку наждачной бумагой: горло болело, глотать было трудно. Пришлось применить исцеляющее заклинание. С болью оно справилось легко, а вот противный вкус во рту остался.

Пошарив в складках плаща в поисках чего-нибудь сладкого, с опозданием сообразил, что на мне форма мага, и заначек вроде мятных леденцов или жвачки найти будет довольно сложно. Но кое-что мне всё-таки попалось. Это был аккуратно свёрнутый, обгоревший с одного края, к тому же подмоченный листок. Я обнаружил его во внутреннем потайном кармане сюртука, или, кто его знает, как он правильно назывался, магической униформы…

За неимением другого занятия попытался разобрать мелкие буквы, которыми он был исписан, но они так расплывались в потёках воды, что были совершенно нечитаемы. Единственное, что я понял, судя по наличию оттиска большой печати в самом конце ― это был какой-то документ.

В этот момент скрипнула дверь, и в хлев ворвался морозный воздух с улицы. И вместе с ним послышались шаги. Я невольно сжался ― сразу вспомнился наконечник стрелы, направленный мне в глаз. Неужели это пришли за мной? Взглянул на собаку ― она лежала, не меняя позы. Значит, вошедший в хлев человек или группа людей ― с моего места ничего не было видно ― ей знакомы.

Шаги приблизились, но остановились прямо за перегородкой, где я сидел. Зашуршала солома. Потом заговорили двое. Один из них, обладатель характерного баса, сопел и тяжело дышал и, услышав это, я представил толстяка, страдающего отдышкой. У второго был ничем не примечательный голос, но человек слегка растягивал слова и делал между ними большие паузы, словно подбирая нужное из памяти. Я окрестил его «иностранцем».

Первым заговорил человек с отдышкой.

― Знаешь, Орм, эта ужасная погода вредна для моих бедных коленей, а командир гоняет меня как какого-нибудь юнца. Посмотри на мои седые волосы, разве похож я на молокососа? ― и он снова жалобно вздохнул.

«Иностранец» ответил, и в его голосе мне почудились ехидные нотки.

― Не преувеличивай, Рауд, ты бегаешь быстрее королевского оленя, когда дело касается хорошей жратвы. И про больные колени не вспоминаешь.

― Какой же ты злой, Орм, как только Атли терпит тебя в своём отряде. Кстати, говорят его вчера видели с пленным магом. Как думаешь, будет публичная казнь, или Атли прикажет убрать его по-тихому?

При этих словах толстяка моё сердце сжалось от страха, я сразу догадался, о каком маге шла речь.

― Почём мне знать, у нашего командира всегда своё мнение, и с нами он им не делится.

Толстяк закашлялся и громко рыгнул.

― А ты его не любишь, Орм. В глаза Атли смотришь, словно преданный пёс, а стоит ему отвернуться, лаешь на него, как презренная шавка. Иногда мне кажется, несмотря на все твои заслуги перед отрядом, что ты готов предать нас, если только цена будет подходящей. Все знают о твоей любви к дорогим побрякушкам и шлюхам.

Тот, которого толстяк называл Ормом, промолчал, и мне от этого почему-то стало очень тоскливо, я почувствовал приближающуюся беду. Со мной такое иногда случалось и дома. Я жаловался отцу, но тот только похлопывал меня по плечу, говоря, что это у нас семейное: у его брата в сложных ситуациях тоже частенько срабатывало предчувствие. Тогда ещё я не знал, что он говорил про дядю Феникса…

Между тем молчание подозрительно затягивалось. А потом раздался странный булькающий звук. Я уже слышал такой, когда человек захлёбывался собственной кровью. Негромко хлопнула входная дверь, значит один из двоих ушёл, и я догадывался, кто именно. Мне стало по-настоящему страшно.