Мария Гуцол - Три вороньих королевы [СИ]

С блокнотом и пастелью Джил вернулась наружу. Устроилась на склоне, повыше, чтобы были видны и столы, и кабан, и те, кто накрывал эти столы к празднику. Сделала пару набросков, потом отложила блокнот и легла на спину, глядя, как бегут над ней стремительные серые облака.

Невольно Джил задумалась о Бене Хастингсе. Каково ему в Вороньей башне, перепадет ли что-то с праздничного стола? Жив ли он там вообще? Настроение девушки стремительно испортилось, во рту снова появилась терновая горечь. Она почувствовала себя едва ли не предательницей, глядя, как крутится кабан на вертеле. И вот это уж точно никак нельзя было списать на проклятие.

Джил села. Задумчиво перевернула несколько листов в блокноте с набросками. Как назло, на глаза попался разворот с рисунками, которые она сделала в доме с тремя очагами. Охотник на фей получился на них очень красивым и ужасно настоящим. Джил резко захлопнула блокнот и уронила голову на руки. Хастингсу так хотелось попасть на праздник Середины лета в холм Короля-Охотника. Все их предприятие показалась девушке совершенно безнадежным.

Чужое присутствие она заметила, только когда зашуршала приминаемая трава. Королева, которая скачет в Охоте, со вздохом облегчения опустилась рядом с Джил. От движения золотое шитье на ее подоле двигалось и переливалось, и от этого казалось, будто вышитые фигурки собак двигаются. Медную корону сегодня украшали цветы, белые и желтые. Рядом с женщиной на траву улеглась крупная гончая, белая и красноухая.

— Не то чтобы я очень люблю собак, — вздохнула Скачущая-в-Охоте и потрепала гончую между ушами. — Но не прогонять же.

Джил вымучено улыбнулась. Собака покосилась на нее темным глазом и зевнула. Королева сказала неожиданно серьезно:

— Я тоже тревожусь о Бене. Но не спеши его хоронить раньше времени. Здесь и стопроцентных покойников иногда не стоит спешить хоронить.

— Спасибо, — Джил вздохнула. Заправила за ухо выбившуюся из косы прядь. Посмотрела снова на блокнот у себя на коленях и неожиданно спросила: — Можно, я тебе нарисую?

— Нарисовать? — Скачущая-в-Охоте удивленно подняла бровь, потом махнула рукой: — Ладно, рисуй.

Собака положила голову ей на колени, королева сказала строго:

— Если ты снова испортишь мне платье, костей под столом можешь не ждать.

Белый хвост заискивающе шевельнулся в траве. Джил достала карандаш. Уж лучше рисовать. Ни Дилану, ни Бену никак не помогут ее страдания и угрызения совести, а ей самой от них хочется только лечь лицом вниз и плакать.

— Если этот придурок потеряет мой револьвер, вот тогда ему действительно придется опасаться за свою задницу, — с нарочитой грубостью сказала женщина в медной короне. Красноухая гончая посмотрела на ее, и на собачьей морде отчетливо читалось: "Ну мы же оба знаем, что ты этого не сделаешь".

Пировать сели где-то после полудня. Джил не видела солнца за тучами, но поменяли свое положение тени, воздух стал словно слаще на вкус.

Ей отвели место на длинной скамье по левую руку от высокого кресла королевы, рядом с Тисом и напротив сиды Шиповник, ягоды в волосах которой были красными, как капли свежей крови, а широченные рукава красного платья едва не мели по полу. Она принесла Джил венок, такой же белый и желтый, как цветы в короне Скачущей-в-Охоте, перевитый лентами и пахнущий медом.

Медом пахло и вино, которое королева налила для Джил в большой медный кубок. Девушке показалось, она никогда не пробовала ни такого вина, ни таких вкусных лепешек и сыра. А потом наступил черед кабана.

Чтобы водрузить блюдо с ним на стол, потребовались усилия четырех мужчин. Кабан пах жареным и внушал одним своим видом. Джил попыталась представить себе, какой эта зверюга была при жизни, и поежилась. Выходило, что в холке он должен был доходить ей почти до плеча.

— Хорош, — цокнула языком Шиповник.

— Мы гнали его с утра почти до самой ночи, — довольно отозвался Тис.

— Надо было с вами ехать, — с долей сожаления в голосе сказала сида. — Кто его взял?

— Это королевская добыча.

— Ну, начнется сейчас, — без особой радости вздохнула Скачущая-в-Охоте.

— Что начнется? — переспросила Джил.

Ей ответил Тис:

— Такую добычу может делить только самый достойный.

— Так пусть кто добыл, тот и делит, — Шиповник обернулась к Королю-Охотнику.

— Разве перевелись здесь иные достойные мужи? — Охотник улыбнулся. Джил показалось, что он прячет под ресницами искры едва сдерживаемого веселья.

— Не перевелись, о Король, — вскочил на ноги огненно-рыжий парень, сидевший недалеко от Шиповник.

— Сядь, — сказал ему другой сид, темноволосый, в расшитой серебром рубахе. Глядя на его строгое, сумрачное лицо, Джил подумала, что он должен быть старше и рыжего, и Тиса с Шиповник, и, может быть, даже Короля. — Или не тебя, Пламень, обвели вокруг пальца две болотные ведьмы. А если запамятовал, так я напомню, как ты пробирался от них по камышам. Без штанов.

От неожиданности Джил хихикнула. Меньше всего на пиру в волшебной стране она ожидала чего-то такого, про штаны и их отсутствие. Рыжий покраснел и сел.

— Себя предлагаешь? — спросила у темноволосого Шиповник. — А не тебя ли вышиб из седла мальчишка?

— С твоими ли рукавами делить кабана, о прекрасная? — сид чуть поклонился. — Перепачкаешь.

— Рукава сберечь проще, чем достоинство, — негромко, словно бы для себя одного, проговорил Тис, — валяясь на земле под копытами собственного коня.

— Не дорос ты, Дитя Распри, до взрослых разговоров.

— Раз до меча дорос, то и для разговоров сгожусь, — Тис встал, кинул на лавку свой синий плащ. Джил только сейчас заметила, как странно выглядит он, поношенный, местами полинявший от времени, рядом да хоть бы с богатой рубахой самого Тиса.

— Ты? — насмешливо спросил звонкий девичий голос. Его хозяйку Джил не разглядела, заслоненную вставшим Тисом. — До разговоров, может, и дорос, а до женщины — едва ли.

Джил показалось, скулы сида тронул румянец. Но садиться он не стал, ответил даже с усмешкой:

— Я тебе позже покажу, до чего я дорос, а до чего нет.

— Куда тебе кабана делить, Жаворонок, — сказала девушке Шиповник. — Ты же из лука со ста шагов попасть не можешь.

— Один раз всего было! — запальчиво воскликнула Жаворонок.

— Ты хитрец, — негромко сказала Королю Скачущая-в-Охоте, но Джил расслышала. — Я бы послушала, что твои охотники могут припомнить тебе.

— Они бы припомнили девчонку, которая заморочила мне голову и чуть не пристрелила, — так же тихо отозвался тот.

Джил торопливо пригубила вино. Подслушивать чужие разговоры, даже нечаянно, ей совсем не хотелось.

Над кабаном, между тем, страсти накалялись. Теперь спорящих было уже шестеро, они говорили громко, перебивая друг друга, и Джил не всегда успела поймать нить этой странной перебранки. Сидящие только подливали масла в огонь, особенно те, кого усадили раньше.