Валентин Юрьев - Новые территории [СИ]

— Фарис!.. Ты видишь?… Озеро?… Фарис-Та! Ты в порядке?… Фарис!

Сестра не слышала… В своём полуобморочном состоянии она уже не понимала, что с ней происходит и, стиснув зубы, не ждала ничего хорошего, мечтая только об одном, чтобы эта пытка скорее закончилась…

Жесткий удар по голове оказался для пилота настолько неожиданным, что пальцы заметались, непроизвольно дёргая рычажки клапанов, от чего ровный ход полёта сбился в рваное рыскание в разные стороны и опасные наклоны вдоль оси, угрожая переворотом — самым опасным виражом из всех, что могли произойти. Почувствовав рывки, девочка истерически закричала, силы её и так уже были на том пределе, где разум переставал управлять телом, сжав рукоятки, чтобы открыть оба клапана, Мишка направил линию полёта на озеро, снижая скорость и заставляя тело принять всё более вертикальное положение…

Только теперь он увидел причину аварии, летящую на повторный заход. Большая, просто огромная от ощущения испуга, птица смело атаковала непонятное ей существо, возможно, защищая своё гнездо, или отстаивая права на место охоты… Угадав, где находится голова страшилища, она стремилась лишить врага главного — зрения. Эту истину инстинктивно знают все птицы. Вид кривого клюва и мощной лапы заставил Мишку на время бросить стержень руля и колдовством пробить в теле птицы маленькую пещеру, обдавшую его напоследок тёплым вонючим воздухом и вихрем черных перьев…

На лоб просачивалась кровь от первого удара, мешая смотреть, пришлось срочно давать волшебным костям команду подъёма, равновесие сил нарушилось и заставило их пару вращаться, все больше отклоняясь к вертикали, скорость почти упала и боком они шмякнулись в воду, обдавшей таким ледяным холодом, что сразу захотелось двигаться и жить. Чья-то посторонняя сила медленно приподняла за веревки обоих путешественников и бережно уложила на береговые камни… Это Фарис бессознательно внесла свою лепту, управляя костью… Ей просто хотелось на сушу…

Мокрые верёвки отвязывались плохо и не сразу удалось распутать цепкую паучью хватку. Непонятным образом всего четыре конца сами сплелись в целую ловчую сеть, а у Мишки даже кинжала с собой не оказалось, чтобы их резать. Освободившись, он первым делом сдёрнул с плеч рюкзак и вынул карту мага, самое ценное, убедившись, что она практически не намокла в своём мешке.

Фарис-Та тихо скулила и он, сняв с неё кости, чтобы не улетела случайно, начал успокаивать, прижимаясь лицом, гладя по волосам и шепча ласковые слова…

— У те-те-бя к-к-ровь…

— Не страшно… Фарис, миленькая… Всё… Мы сели… Успокойся…

— Я б-больше не-не по-полечу… Никогда…

— Нет, нет… Успокойся… Никогда, моя девочка…

— И не д-ду-май даже… Ни-к-ку-да больше…

Несвязные фразы с заиканием на каждом слоге давались с большим трудом… После слов она разревелась и начала трястись в ознобе, только теперь Мишка заметил, что они промокли насквозь и продрогли оба. Поставил высокое кольцо защиты, сделал топчан, сорвал с себя лётный костюм и уложил Фарис на него… Лучи Сияющего ещё не прогрели воздух, день только набирал силу и для тепла пришлось поставить несколько светильников, разогнав их максимально…

Постепенно озноб прошел и посмотрев на восток, Мишка неожиданно встретился взглядом с косматой мордой живого существа, вполне осмысленно таращившейся на него самого, вдавив нос в прозрачную преграду с наивной непринуждённостью дикаря.

Это и был дикарь. С торчащими космами волос, одеждой из шкуры какого-то животного, обувью в виде обмоток из той же шкуры и оружия, напоминающего уродливо переточенный, ржавый обломок кинжала, висевшего на поясном ремешке. Часть волос, заплетённая косичками, была украшена обрывками цветных лент.

Убедившись, что существо ничем не угрожает, даже рюкзаку, оказавшемуся внутри кольца, Мишка посмотрел на Фарис… Она спала, съежившись под тонкой кожей костюма, он был здесь не нужен, поэтому перелетел к дикарю, который совершенно неожиданно приветствовал его по- иритски, с положенным по этикету преклонением колена.

— Ты ирит?

— Давно быть ирит, господин, потом воин, потом раб, а теперь не знать, кто…

— Как это ты не знаешь? Ты забыл, кем родился?

— Зачем забыл? Родился ирит, а стать не знать, кто… Прости, господин, я плохо помнить язык…Он сильно удариться?…

— Кто?… Он?… Это она… Моя сестра… Нет, она не ударилась, мы упали в воду…

— Да, господин, мой видеть… Ты убить чёрный орёл, который давно мучить нашу поселение, год, много лет… Я хотел отрезать его когти, это амулет, но найти только много перья и кусок крыла…

— Да, я его сильно ударил… У вас поселение? Сколько вас тут?

— Десять и пять мужчин, два десять женщин, ещё дети есть…

— И все были рабами?

— Нет, господин, дети родиться свободными! Мы не хотим рабство…

— Ты можешь принести ей тёплую шкуру или одежду?… И ещё пить…

— Да, господин, мой быстро бежать…

— Только не надо никого приводить, пусть она спит…

— Да, господин…

Мягкая обувь не гремела и разведчик оценил это преимущество… Развесил костюм на просушку, пересилив себя, окунулся в ледяную прозрачную воду, смыл кровь и грязь, но, услышав хруст камней, снова натянул волглую одежду, не желая голышом выглядеть бо'льшим дикарём, чем аборигены… Дикарь, вопреки просьбе, пришел не один, с ним был пожилой мужчина и две женщины, выглядевшие гораздо аккуратнее своего соплеменника, которые также бухнулись на колени в знак приветствия… Чтобы накрыть Фарис надо было раздеть её и, не желая выпячиваться сверх меры своими чудесами, Мишка снял защиту, а женщины раздели бормотавшую как в бреду девочку и укутали её, с удивлением ощупывая кожаные комбинезоны и рыбью кожу лётного костюма…

Мужчина оказался старшим, но не вождём, здесь гуляла вольница, сбежавшая из ада рабства и не желающая подчиняться никому. Однако, иногда надо было принимать общие решения и он взял на себя эту миссию. Тип лица бывшего воина Мишка хорошо запомнил, пока ещё жил в Сара-Тоне. Гирбат Богатый нанимал самых северных воинов, гарпегов, славившихся жесткостью и дисциплиной для охраны Дворца и двум клановым мальчишкам ни разу не удалось заговорить с ними.

Гордые, коренастые, мощные, рыжеволосые, вечно украшенные зубами, когтями, лапами или, хотя бы, хвостами лично убитых хищников, сами они частенько были лишены части своих органов — пальцев, глаз, ушей, носа и украшены шрамами, которыми кичились. Говорящий, причём, по-иритски гарпег, одетый в смесь своей клановой и хассанской одежды сам по себе был фигурой неординарной. Судьба крепко обтесала каменный организм, правая рука была искалечена, следы порезов виднелись по всему телу на открытых участках. Однако, глаза, неожиданно, блеснули добротой: