Элизабет Корр - Корона когтей [litres]

Когда я тихонько стучу, я почти надеюсь, что он уже спит. Но дверь открывается, и появляется Люсьен. Его темные волосы растрепаны, на нем только брюки – ни рубашки, ни ботинок, глаза широко раскрыты от удивления. Он хватает меня за руку и втягивает внутрь.

– Адерин, – он улыбается мне. – Что вы здесь делаете? Не то чтобы я не рад видеть вас, миледи, – он целует мою ладонь и внутреннюю сторону запястья, и мой желудок переворачивается, – но я думал, что мы попытаемся сохранить это в секрете. Я как раз собирался ехать в наш домик…

Это объясняет его лаконичность в одежде. Наверное, он собирался выпрыгнуть из окна своей комнаты и преобразиться при падении; я уже видела, как он это делал, и не сомневаюсь в его мастерстве.

Он протягивает мне письмо.

– Я собирался попросить Синсела доставить это вам утром.

Я быстро просматриваю содержимое – в записке говорится, что он уехал и предлагает встретиться с ним в домике через два дня – в День красных огоньков – и провести день вместе. Мое сердце бешено колотится, когда меня обдает жаром. Я так сильно хочу сказать «да».

Люсьен ходит по своей комнате, роется в грудах книг и одежды – он определенно самый неопрятный человек, которого я знаю, – собирая кожаную сумку.

– Я уже пару раз был в домике и взял кое-какие припасы. Пытался сделать его комфортнее, – он смотрит на меня, и я удивляюсь слабому румянцу, который расцвел на его щеках. – Там, конечно, есть колодец, очаг и кровать, но больше ничего. Надеюсь, вы не будете разочарованы.

Я сминаю его записку в кулаке. Я должна сказать ему. И это должно произойти сейчас.

– Люсьен… – я с трудом выговариваю это слово – я почти шепчу. Но кое-что в моем тоне, полагаю, говорит достаточно. Люсьен останавливается и смотрит на меня, краска отливает от его лица. Долгое мгновение мы молчим.

– Но вы сказали… вы сказали, что мы найдем способ. Вы согласились с тем, что мы можем быть вместе. Что мы должны быть вместе.

– Я знаю, – я хочу обнять его, поцелуями прогнать боль из его глаз. Но я не могу пошевелиться. – Я знаю, что сказала. И я не шутила. Но теперь дело дошло до этого… Я… Я не могу так обидеть Арона. Я не могу быть по-настоящему счастлива с вами, если это заставит его страдать. Мне очень жаль.

При упоминании имени Арона Люсьен рычит и сметает с кровати кожаную сумку и ее содержимое.

– Будь проклят Арон. Он сделал это с нами. Ему нет дела до боли, которую он причинил. И все же вы говорите, что не хотите причинить ему боль? – он отрицательно качает головой. – Подумайте, Адерин, мы заслуживаем счастья. А Арон даже не узнает…

– Но я буду знать. Даже если он никогда не узнает, как я могу смотреть ему в глаза? Как я могу знать, что он лишает себя счастья из-за клятв, которые мы дали, а я за его спиной высмеиваю те же самые клятвы? – я смахиваю слезу, которая ползет по моей щеке. – Это неправильно, Люсьен. Я люблю вас. Я всегда буду любить вас. Но я не могу жить во лжи. Неужели вы не понимаете? В конце концов это уничтожит нас.

На лбу Люсьена пульсирует вена. Сквозь стиснутые зубы он шипит на меня:

– Вы не можете жить во лжи? И все же вы можете лгать мне снова и снова? – в несколько шагов он сокращает расстояние между нами и хватает меня за плечи, тряся. – Это действительно из-за Арона? Или правда в том, что вам нравится мучить меня, Адерин? Нравится видеть, как я всецело покоряюсь вашей воле, как часто вы можете передумывать, прежде чем я сломаюсь?

– Это неправда! Вы же знаете, что это не так, – я прижимаю руки к его груди, пытаясь оттолкнуть его, но его хватка слишком крепка. – Люсьен, вы делаете мне больно…

– Не больше, чем вы делаете больно мне, – он притягивает меня ближе, его полные слез глаза изучают мое лицо. – Вы любите меня, Адерин, я знаю, что любите, – его голос срывается. – Вы любите меня…

Он прижимается губами к моим губам, яростно целуя меня, одной рукой держит меня за затылок, другой прижимает меня к своей груди.

И я замираю. Разрываюсь между желанием – потому что я люблю его, буду любить, что бы он ни говорил и ни делал, – и отвращением к этому неожиданному насилию.

Люсьен начинает целовать мою шею, и я задыхаюсь.

– Пожалуйста, перестаньте…

Он замирает – смотрит на меня полными ужаса глазами – выпускает меня…

– Отпусти ее, – Арон стоит в дальнем конце комнаты, его меч обнажен и направлен на Люсьена. – Я сейчас снесу тебе голову с плеч и не хочу, чтобы моя жена видела это.

Люсьен отступает от меня, тяжело дыша. Он дрожит и смотрит на меня, а не на Арона.

– Мне очень жаль. Я не знаю, что со мной… Я не хотел… – застонав, он падает на колени. – Пожалуйста, Адерин… Пожалуйста, простите меня, – он продолжает стоять на коленях, как будто ждет, когда Арон выполнит свою угрозу.

– Ну что? – Арон поворачивается ко мне, приподняв одну бровь. Голос у него жесткий и холодный. – Мне убить его?

– Конечно, нет.

Он усмехается.

– Как вам будет угодно, миледи. Вставай, Руквуд. – Люсьен повинуется, проводя дрожащей рукой по волосам. – Возможно, ты удивишься, узнав, что я пришел сюда не для того, чтобы прервать… – Арон переводит острие меча с Люсьена на меня и обратно, – что бы тут вы ни начинали. Вместо этого, как человек, который привык считать тебя своим другом, и явно ошибочно считавший, что обязан тебе чем-то, я пришел спросить тебя об этом, – он убирает меч в ножны, достает из-за пазухи пачку бумаг и бросает ее на кровать.

Люсьен смотрит на сверток, но не делает ни малейшего движения, чтобы поднять его.

– Давай, – подталкивает его Арон. – Открывай Люсьен тянется за бумагами и снимает обертку. Сначала медленно, но потом с чем-то, похожим на отчаяние, он просматривает лист за листом.

– Клянусь Творцом… Где вы их достали?

Арон садится за стол Люсьена и скрещивает ноги.

– Вряд ли это имеет значение. Важен не источник, а содержание этих писем. Проклятье, не правда ли? – он смотрит на меня. – Ты помнишь тот бескрылый заговор, который раскрыл Пианет? Тот самый, который по ошибке заставил его обвинить Летию? Оказывается, дело касалось не только бескрылых.

Я хватаюсь за спинку стула, стоящего рядом со мной, и опираюсь на нее. Что там говорил Пианет? Что в заговоре замешан кто-то близкий мне, кто-то, кого никогда не заподозрят, кто может нанести удар, когда меньше всего этого ожидают…

Арон барабанит пальцами по столу, наблюдая за Люсьеном.

– Когда Адерин сказала тебе, что она станет королевой, тебе не пришло в голову сказать ей, что ты планируешь революцию?

– Но я не был… Я желал реформ, а не кровопролития, – Люсьен прикусывает губу, снова просматривая письма. – Я ушел, когда понял, что они задумали. Я написал им, сказал, что больше не хочу иметь к этому никакого отношения… – но каких бы доказательств он ни искал, их там нет. Рассыпавшиеся листы бумаги падают на пол. – Вы должны мне поверить. Адерин, я бы никогда не причинил вам боли, – он закрывает глаза и хмурится, словно от муки. – Я имею в виду…