Элизабет Корр - Корона когтей [litres]

Я помню его слова, сказанные мне, когда мы впервые отправились в Серебряную Цитадель много месяцев назад. Он настаивал на том, чтобы я никому не доверяла, в том числе и ему. И я помню, как он надиктовывал письмо в саду посреди ночи. Сомнение заставляет меня молчать.

Арон откашливается.

– Рискну констатировать очевидное, Руквуд: когда я вошел, ты причинял ей боль.

Люсьен отшатывается и, раскачиваясь, идет к столику, на котором стоят графин и бокалы. Он наливает себе бокал вина, проливая половину. Осушает его за один раз.

– И что теперь?

– Я не причиню тебе вреда. И не буду публично разоблачать тебя. Но я собираюсь изгнать тебя.

– Со двора? – спрашивает Люсьен. Он облокотился на стол, склонив голову.

– Нет, из Соланума. Навсегда.

– Что? – ужас развязывает мне язык. – Нет, Арон. Пожалуйста…

Арон поворачивается ко мне, смотрит с жалостью и презрением.

– Моя королева, все факты говорят о том, что лорд Руквуд был замешан в измене. Если я отнесу эти письма Собранию, ты знаешь, каков будет результат.

Казнь. Изгнание семьи Люсьена. Я закрываю лицо руками, пытаясь думать. Такой удар убьет лорда Ланселина.

– Даже ты, Адерин, должна согласиться с тем, что я милосерден.

Люсьен делает шаг в нашу сторону.

– Если мне суждено быть изгнанным, так тому и быть. Но освободите Адерин от ее клятв. Позвольте ей уйти со мной.

– Отпустить ее? – Арон встает. – Монархи Соланума женятся на всю жизнь, Люсьен, ты же знаешь. Только смерть может отменить наши обеты. А что касается того, чтобы она ушла с тобой, поклявшись мне, то об этом не может быть и речи…

Когда Люсьен и Арон начинают спорить, я сосредотачиваюсь на стене между окнами: новый королевский герб дома Сигнус Атратис – моего дома – блестит серебряной нитью на фоне темно-синей шерсти. На левой руке у меня кольца – коронационное кольцо, кольцо Атратиса и обручальное кольцо – тяжело давят на пальцы.

Я не могу отказаться от будущего, за которое боролась. Даже ради Люсьена. Ради человека, которого я не уверена, что знаю.

– Достаточно, – мой голос заставляет обоих мужчин замолчать. Я выпрямляюсь, ослабляя хватку на спинке стула. – Я ваша королева. Я не собственность, за которую можно бороться. И мне не нужно разрешение ни от кого, даже от моего мужа, чтобы прийти или уйти.

Арон поворачивается на каблуках и подходит к окну. Но я вижу его лицо, его страдание, отражающееся в стекле.

– Конечно, вам стоит поступать так, как хочется.

Люсьен с улыбкой направляется ко мне.

– Нет, Люсьен.

– Но… – Он замолкает, хмурится. Его рука опускается. – Значит, для вас это так много значит? Быть королевой.

– Если бы был другой способ, я бы им воспользовалась. Но вы прекрасно знаете, что Собрание не позволит Арону править без меня.

– Собрание позволит Арону жениться на другой и править вместе с ней. Они не настолько слепы, чтобы рисковать тем, что трон опустеет…

– Вы слепы, Люсьен, – я сжимаю кулаки, когда разочарование сковывает мой позвоночник. – Сознательно слепы. Собрание когда-нибудь отступало от законов? – он не отвечает.

– Нет. Скайн окажется втянут в борьбу за мое место, и либо Таллис, либо Эорман нападут. Зигфрид, скорее всего, уже здесь. Если я уйду, королевство падет. Вопрос только в том, когда.

Его лицо застывает.

– Так вот оно что? Вот как все закончится? – Я киваю. – Может быть, это и к лучшему.

– Изгнан? Один?

Я беспомощно развожу руками.

– Закон – это закон, так говорят старейшины.

Он отрицательно качает головой.

– Никогда не думал, что услышу, как вы цитируете мне это изречение.

– А я никогда не думала, что вы замешаны в заговоре против короны. Против меня, Люсьен. Как вы могли? Как вы могли хранить такие секреты? – Люсьен открывает рот, как будто собирается сказать что-то еще. Но вместо этого он пятится, пока его ноги не упираются в край кровати, падает и роняет голову на руки.

Гнев, который поддерживал меня, растворяется в горе.

– Люсьен… – я протягиваю к нему руку. Но я ничего не могу сказать или сделать, чтобы помочь. Арон проходит мимо меня и открывает дверь.

– Мы должны оставить его в покое, Адерин. Руквуд, у тебя есть два дня, до рассвета солнца второго, чтобы привести дела в порядок. Приходи ко мне в седьмом часу, чтобы мы могли договориться о твоем содержании, – он замолкает, затем добавляет: – Что бы ты ни думал обо мне, Люсьен, я не хочу, чтобы ты голодал.

Арон берет меня за руку и выводит из комнаты. Ему приходится: я ослеплена слезами.

Я больше не вижу Люсьена. К вечеру следующего дня он исчезает.

Следующие несколько дней напоминают мне о прошлом годе, когда умер мой отец. В каком-то смысле они еще хуже. Как сказал мне Арон в первый день моего приезда, в Серебряной Цитадели нет секретов. Кажется, все при дворе знают, что Люсьена изгнали. Они не знают, почему, но пытаются угадать, надеясь на какой-нибудь скандал; они наблюдают за мной и ждут.

Поэтому я притворяюсь. Я делаю вид, что мне все равно. Я делаю вид, что все точно так же, как было. Если я говорю слишком громко, или слишком быстро, или выгляжу бледнее обычного, я надеюсь, что люди не заметят. Или что если они и заметят, то спишут на тот факт, что четыре защитника получили по письму от Таллис. В них им предлагались различные вознаграждения за то, что они бросят Арона и меня в темницу и публично объявят, что поддерживают ее. Конечно, все они клянутся, что по-прежнему верны нам, но настроение Арона становится еще мрачнее.

Я не сказала ему, зачем пришла в комнату Люсьена в тот вечер, а он и не спросил. Мы не разговариваем друг с другом без крайней необходимости. Одетта знает правду – я слишком люблю ее, чтобы она плохо думала обо мне, – но ее доброта и жалость раздражают меня. Кроме Летии, которая осуждает и Арона, и Люсьена, но понимает меня достаточно хорошо, чтобы знать, что после этого я не захочу говорить об этом, единственный человек, с которым я могу расслабиться, – это Верон. Он не знает Люсьена и, несмотря на мои прежние подозрения, похоже, ничего не знает о нашей истории. Когда он говорит, что у меня усталый вид, я отвечаю, что темные круги под глазами – следствие государственных дел, и он принимает мои слова за чистую монету. Кроме того, я ожидаю, что он скоро уедет. Лорд Пианет сообщил мне, что селонийцы наняли лодку, чтобы доставить припасы на один из островов у их побережья; они создают базу, с которой попытаются отвоевать свои земли. Тем временем прогулки или полеты с Вероном становятся приятным развлечением. Он слишком занят своими заботами, чтобы совать нос в мои.

Через две недели после отъезда Люсьена мне снова снится дурной сон: я нахожусь в Цитадели, но все двери заблокированы, а все обитатели, кроме меня, мертвы, – и это лишает меня сна до рассвета. Окна в моей комнате открыты, но, несмотря на ветер, колышущий занавески, в спальне кажется душно. Я встаю и набрасываю на плечи плащ.