Такаббир Кебади - Трон Знания. Книга 5

Доносящийся стук в стену стал более ритмичным, сквозь него пробивались хрипы иступлённой похоти. Откуда-то долетел звук шлепков.

— Я передумал, — сказал Сибла и развернулся на каблуках.

Найрис жива. Ему больше ничего не надо.

— А вот и мой герой, — прозвучал взволнованный голос.

Сибла оглянулся. Найрис. В домашних тапочках. В шёлковой ночной сорочке на бретельках. В русых волосах атласная лента. В глазах удивление.

По телу потекла тихая радость, но снаружи это никак не проявлялось. Во всяком случае, Сибла на это надеялся.

— Ты меня с кем-то перепутала, — промолвил он.

Найрис схватила старуху за локоть:

— Госпожа, это мой герой. — Подвела к Сибле. — Это он спас меня от кожевников. Помните? Я вам рассказывала. Неужели забыли?

— Помню, — улыбнулась старуха, открыв прореженные зубы-столбики. — Это вы заняли дом палачей?

Сибла нахмурился:

— Палачей?

— Ну, так его называют. Там обитало семейство катов. Дед кат, сын кат, внук кат. Представляете? Даже чья-то мать работала в пыточной. Говорят, из подвала прорыт туннель. Он тянется кишкой под всем городом и выходит в Ведьмин парк. Палачи боялись, что остервеневшие родственники жертв их покарают. Говорят, кишку рыли десятки лет. — Старуха разразилась дребезжащим смехом. — А кишка не пригодилась. Их растерзали прямо в доме. Говорят, их подвесили за ноги и срезали шкуру. С живых!

— Кто говорит? — спросил Сибла.

Старуха потёрла крючковатый нос:

— Плати или проваливай.

Сибла двинулся к двери.

— Пожалуйста, не уходите! — промолвила Найрис.

Что-то в её голосе вынудило Сиблу вернуться, полезть в карман и вложить в старческую руку два мора. Через минуту он ступил в крошечную комнатку без окон. Под потолком лампочка на проводе. На стенах выцветшие обои. Это не стены — тонкие перегородки. Справа кто-то надрывно стонал, слева визжала панцирная сетка.

Найрис достала из тумбочки горстку грасселей и протянула Сибле:

— Возьмите. Я сделаю это бесплатно.

— Не надо.

— Я хочу вас отблагодарить.

— Не надо! — повысил голос Сибла, не понимая, что его вынудило прийти сюда, во владения развратной девицы с глазами невинной девочки.

Найрис улыбнулась, спрятала деньги. Суетливо вытащила из шкафа-развалюхи постельное бельё, быстро захлопнула дверцу:

— Только сегодня забрала из прачечной. Будто чувствовала, что вы придёте. — Сдёрнула с кровати простыню. — Извините, я не знаю, как вас зовут.

— Сибла, — сказал он и, чтобы не видеть на матрасе пятна непонятного происхождения, уставился в стену над деревянным изголовьем кровати.

В горле застрял ком. Обои разодраны, будто их яростно царапали ногтями. Такие же царапины на изголовье. На выпуклом канте следы от зубов, словно его закусывали как палку, стоя коленями на подушках. Или стоя на ногах, согнувшись в пояснице.

Сменив простыню и наволочки, Найрис ногой затолкала грязное бельё под кровать. Подойдя к Сибле, забрала у него свёрток, аккуратно положила на козырёк вешалки. Провела пальцами по пуговицам плаща:

— Можно я вас раздену?

Сибла отступил на шаг и упёрся ногами в стул:

— Я слышал, что зарезали проститутку.

Найрис вздёрнула брови:

— Вы думали: это я? Вы обо мне волновались?

— Хотел убедиться, что с тобой всё в порядке.

— Боже… как приятно…

Сибла вытянулся:

— Не поминай Бога в этих стенах!

— Не буду, не буду, — затрясла головой Найрис и замерла. — Вам противно.

Сибла оглядел сиденье стула. Вроде бы чистое. Сел:

— Почему ты стала шлюхой?

— Моя мать говорила: «Спи со всеми мужчинами, и однажды ты найдёшь своего мужчину», — промолвила Найрис, продолжая стоять перед Сиблой.

— Твоя мать нашла? — спросил он, стараясь не смотреть на округлый таз и стройные бёдра, на грудь, на бретельки сорочки, сползшие с покатых плеч. Не хотел смотреть. Но смотрел.

— Она любила плохих парней, они любили её.

— Любила… — повторил Сибла. — Почему в прошедшем времени?

— Её задушили. Из ревности.

— Как можно ревновать шлюху?

Найрис прижала ладони к животу, ткань на груди натянулась.

— В жизни всякое бывает.

— Зачем вы портите мужчин?

Найрис распахнула глаза:

— Вы девственник?

Сибла силился отвести взгляд от бесстыдных губ:

— Это имеет значение?

— Мужчинам это надо.

Опустив голову, Сибла прикрыл глаза ладонью. В нём говорила не похоть. В ушах наперебой звучали голоса наставников: «Женщина — порождение ада». — «Только дьявол мог создать столь соблазнительное тело». — «Раздвигая ноги, она забирает вашу душу…» Перед внутренним взором возникли Избранные Братья, шагающие через дворик к дому матери.

Вдруг увидел себя на краю пропасти и даже ощутил жар, исходящий из преисподней. Сердце сжалось от страха.

Слегка наклонившись, Найрис заглянула Сибле в лицо:

— А вы попробуйте и без этого уже не сможете. Вы всегда будете хотеть женщину. Не верите? Проверьте. — Уселась ему на ноги, разведя бёдра. Обвила его шею руками. — Жизнь коротка, а могила глубока. Отбросьте сомнения, отдайтесь зову плоти и сделайте это. Сделайте сейчас же!

Не рассчитав силу, Сибла столкнул Найрис с коленей.

Она упала на пол и чудом не ударилась затылком о кровать. Приподнявшись на локтях, сдунула с лица прядку волос:

— Вам понравится жёсткий секс. Я вижу.

— Как ты до такого докатилась?

— Хотите отстегать меня ремнём? Попробуйте. Вам понравится.

— Ты грызла изголовье кровати, когда тебя стегали ремнём? Царапала стены, когда над тобой издевались? Что с тобой делали?

Найрис подползла к Сибле и запустила руку ему под плащ:

— Только начните и сами поймёте, что можно делать с женщиной.

Почувствовав, как её ладонь легла на выпуклость паха, Сибла вскочил, опрокинув стул. Схватил с козырька вешалки свёрток и рванул к двери.

— Не уходите! — взмолилась Найрис.

— Гори в аду! — выкрикнул Сибла и выскочил из комнаты.

Гулкое эхо шагов разлеталось по спящим улицам и переулкам. Глупая луна прыгала по крышам. Белые волки заметались по вольерам, услышав скрип калитки, и успокоились, почуяв родственную душу.

Сибла тщательно помылся, надел чистую одежду. Глядя в зеркало, прикоснулся пальцами к фиолетовой шишке на лбу — он всё-таки налетел на перекладину. Утро встретил в исповедальне, стоя на коленях перед статуэткой шестирукого святого. Сектанты несколько раз заглядывали в комнату, но прерывать молитву не решались. Наверное, думали, что он совершил страшный грех: убил, ограбил или переспал с чужой женщиной.

Из главного зала долетел голос Людвина. Сибла поднялся, отряхнул штаны, поправил полы плаща и пошёл на проповедь.

На скамьях не было свободных мест. Люди сидели на полу между рядами, теснились на подоконниках. Сибла примкнул к Братьям, столпившимся между мраморных колонн, и устремил взгляд на Людвина, стоявшего на возвышении за трибуной. То, что говорил духовный наставник, не доходило до Сиблы. Он увяз в мыслях, как в топком болоте.