Такаббир Кебади - Трон Знания. Книга 4

Из бойниц хлынули потоки грязевой воды и вместе с ливнем омыли стену. Взору воинов предстали железные ворота. Перед искривлёнными створами на вытянутом постаменте находились статуи двух женщин, расположенных спиной друг к другу. Одна изображала плакальщицу, которая сидела на пятках и, упираясь ладонями в землю, склоняла голову перед городом. Точно так же сидела Малика полчаса назад.

Второе изваяние было обращено лицом к пустыне. Воины посмотрели на Малику — сейчас она стояла в той же позе: вытянув перед собой руки и взирая в небо. Люди вновь перевели взгляды на изваяния. Это была Ракшада. Она разговаривала с сыном, который, скорее всего, был захоронен под пьедесталом. Вела беседу с Богом и защищала ворота города, которые можно открыть, только сдвинув могильный камень под ногами великой женщины.

— Невероятно… — прозвучал голос Хёска.

— И сердце рвётся, и боли нет конца, — забормотала Малика. — И сердце рвётся…

Иштар взял её за плечи:

— Это не твоя боль, Эльямин. Эта боль умерла вместе с Ракшадой.

Но Малика продолжала бормотать.

Раздался треск. По каменной кладке пошли трещины. Месиво выдавило изнутри один фрагмент стены, другой… Обломки летели вниз и втыкались в песок, как надгробия. И вскоре от крепостной стены остались высокий фундамент и ворота, обрамлённые монолитными балками. Перед воротами возвышались нетронутые изваяния.

Оттеснив Хёска, воины окружили Малику и принялись бить кулаками себя в грудь: «Шабира! Шабира!»

Иштар никак не мог привести её в чувства: встряхивал за плечи, сжимал руки, похлопывал по щекам:

— Отпусти чужую боль.

Малика тряслась в ознобе и, стуча зубами, повторяла: «… и боли нет конца».

Иштар притянул её к себе и крепко обнял:

— Ты хотела меня обнять, а обнимаю я. — И закачался из стороны в сторону, словно баюкая ребёнка.

— И на этом закончится твоё бесславное правление, — прошептала Малика, устремив прояснившийся взгляд на Иштара.

Он посмотрел на скандирующих людей:

— Не закончится.

Под утихающим дождём машины покатили на юг, конница двинулась на восток, в Кеишраб.

Ракшады — удивительный народ. Они не знают усталости и страха, не испытывают голода и жажды, руководят мыслями и желаниями. Хорошо видят в темноте. Могут спать на ходу и управлять кораблём, слушая шёпот моря. По Лунной Тверди ходили предания, что ракшады — потомки древнейшей цивилизации, которая существовала на материке задолго до появления народов Пустынь. При взгляде на них исчезали сомнения в достоверности легенд.

Барабанщики и стражи бежали рядом с жеребцами, держась за стремена. Затем всадники менялись с ними местами. Перед барханами люди спешивались: придерживали лошадей на подъёме и вынуждали их спускаться наискосок. И лишь Иштар не выбирался из седла. Прижимаясь спиной к груди хазира и упираясь затылком ему в плечо, Малика крепко спала.

Наконец показался оазис. Лучи солнца озаряли стены и крышу дворца. Процессия в строевом порядке направилась к столице. Хлопая себя по бёдрам, барабанщики задавали темп. За ними шли знаменосцы, следом ехали Иштар с Маликой и Хёск. Сбоку еле передвигали ногами стражи. Шествие замыкали всадники.

Когда процессия двинулась по вершине бархана, Малика посмотрела в сторону серповидного озера:

— Он жрец от Бога, как и я.

— Кто? — бросил Хёск.

— Тот, кто создал лестницу.

— Да, он верховный жрец. И ближе ко мне, чем к тебе.

Малика повернулась к Хёску:

— Я верховная жрица морун. А ты кто?

Он покосился на Иштара:

— Болезнь прогрессирует.

— Он жрец от Бога, как и я, — повторила Малика. — Он что-то открыл, а я вошла. Только мне это не надо. Как он умер?

— Кто? — вновь спросил Хёск.

— Жрец от Бога.

— Он был не настолько великим человеком, чтобы потомки захотели сохранить о нём память.

— Не удивлюсь, если он сошёл с ума. Он видел то же, что вижу я.

— Что ты видишь? — подал голос Иштар.

Малика указала на ближний берег озера:

— Трупы. Много. Гора трупов.

— Зная нашу историю, легко фантазировать, — вставил Хёск.

— Их некому оплакивать, — сказала Малика. — Здесь вырезали весь народ.

— Отклоняешься от истории, — заметил Хёск холодно.

— Хочу попрощаться с ними.

— Эльямин, — проговорил Иштар. — Там никого нет.

— Я должна попрощаться. Там мой народ, — произнесла она не своим голосом и, не дожидаясь остановки, спрыгнула на песок.

— Иштар, если это не прекратить, ты закончишь свои дни под обломками Ракшады, — произнёс Хёск, глядя ей в спину.

Иштар спешился, бросил поводья воину и стал спускаться с бархана. Тяжело вздохнув, жрец слез с лошади и последовал за хазиром.

Малика ходила по кругу и что-то шептала: чаруш не позволяла расслышать фразы. Иштар и Хёск стояли в стороне. В их головах мелькали разные мысли, но оба они искали выход из непонятной ситуации и думали, что делать с шабирой.

— Она говорит: «Пришли люди и всех убили», — произнесла Малика.

— Кто говорит? — спросил Хёск.

— Девочка. Она играла возле родника и успела спрятаться. Потом её выследил мальчик. Она говорит: «Его зовут Ташран». Он приносил ей одежду и еду. — Малика повернулась лицом к противоположному берегу, утопающему в зелени. — Она пряталась там. — И пошла вдоль кромки воды.

— Ей бы флаг нести, — пробурчал Хёск, шагая рядом с Иштаром. — Где ты её взял? Мне никогда не нравились твои поездки в Краеугольные Земли. Вечно привозил кого-то…

— Умолкни! — отрезал Иштар.

Обогнув загнутый конец озёрного серпа, Малика остановилась возле каменистого холма. Подножие закрывали кустарники, похожие на растрёпанные клубки с воткнутыми в них иглами.

Малика побродила взад-вперёд, всматриваясь в заросли. Вытянула руку:

— Здесь.

— Отлично, — сказал Хёск. — Идём обратно.

— Ты говорил, это надо прекратить. Сейчас прекратим, — произнёс Иштар и принялся ногами приминать кусты, прокладывая дорогу к склону холма.

Малика скинула туфли и ступила в озеро, надеясь, что вода снимет лихорадочное возбуждение и вытянет из тела жар. На небе ни облачка, воздух раскалённый. Солнечный свет отражался от белого песка. Воины на вершине бархана тонули в знойном мареве, как в тумане.

— Эльямин! Где именно? — прозвучал голос Иштара.

Она отжала подол платья, приблизилась к груде камней у подножия холма. Приложила ладонь к крайнему камню:

— Можешь его откатить?

— Печать исчезнет — откачу.

Малика посмотрела на мокрый отпечаток левой ладони:

— Это печать?

— Печать шабиры, — уточнил Хёск.

— Почему мне никто не сказал?

— Зачем? Ты не входишь в Хазирад. Тебе не придётся пользоваться печатью.

Малика сжала в кулаке голову тигра:

— Если печать стоит на предмете — его никому нельзя трогать?