Эрин Моргенштерн - Беззвездное море [litres]

– Не хочешь сказать ей на прощание что-то хорошее? – спрашивает Элинор.

Дориан смотрит на горящий труп женщины, которая отняла у него и имя, и жизнь, и дала ему тысячу обещаний, которые остались не выполнены. Женщины, которая подобрала его, когда он был молод, потерян и одинок, указала ему на цель, направила на путь, который оказался еще удивительней и чудесней, чем самые смелые мечты. Женщины, которой еще год назад он доверял больше всех на свете и которая совсем недавно выстрелила бы ему в сердце, не помешай ей Время и Судьба.

– Нет, я ничего не скажу, – говорит он, и Элинор, подняв к нему голову, внимательно на него смотрит, а потом, кивнув, снова обращает свое внимание к морю за правым бортом. Прежде чем заговорить, она долго всматривается в теперь уже далекое пламя.

– Спасибо тебе за то, что ты меня видела, когда другие люди смотрели сквозь меня, словно я была призрак, – произносит она, и неожиданное рыдание перехватывает горло и Дориану.

Элинор кладет свою руку поверх его руки, лежащей на поручне, и долго еще в тишине они смотрят вдаль, долго после того, как пламя уже совсем исчезло из виду, а корабль продолжает вести себя к месту своего назначения.

Проплывая мимо древних статуй, горящая дверь освещает им лица.

Это всего лишь каменные подобия тех, кто жил здесь давным-давно, но и они узнают одну из себе подобных и молча отдают дань уважения, глядя на то, как Аллегра Кавалло возвращается в Беззвездное море.

Закери Эзра Роулинс смотрит наверх, на слабое свечение, которое исходит с расстояния, которое он оценивает как очень, очень далекое, находясь в данный момент глубоко под ним.

Что противостоит страху высоты? Страх глубины? Это подножие утеса, высокая его тень тянется к тусклому сиянию города. Вроде бы виден мост. Смутно. Тут, куда он свалился, света совсем мало, по тону похоже на густые сумерки с ранней луной.

Он не помнит, как приземлился, помнит только, что, сорвавшись, все скользил и скользил по воздуху, а потом раз! – и вот он уже внизу, на камнях. Ушибленная нога побаливает, но вроде бы ничего не сломано, даже неубиваемые очки целы.

Закери протягивает руку, чтобы разобраться, что вокруг, его пальцы смыкаются на чьей-то руке, и, вздрогнув, он отдергивает свою.

Потом он еще раз ее протягивает, но та, чужая рука по-прежнему там, окаменелая, выглядывает из груды камней, которые вовсе не просто так камни. Рядом с рукой валяется нога и еще что-то круглое, по форме похожее на полголовы. Опершись, чтобы встать, Закери попадает рукой на бестелесное бедро.

Он стоит посреди лежбища битых статуй.

Еще одна рука рядом держит стоймя незажженный факел, настоящий факел, судя по виду, не высеченный из камня. Осторожно ступая, Закери подходит и забирает его у руки.

Положив к ногам меч, он роется в сумке в поисках зажигалки, благодарный своему прошлому “я” за то, что тому хватило сообразительности включить зажигалку в список предметов первой необходимости.

После нескольких попыток ему удается факел зажечь. Теперь света достаточно, чтобы сориентироваться, хотя все равно непонятно, куда же ему идти. Отдавшись закону гравитации, он следует вниз по склону, просто потому что так шагать легче. Обломки статуй шатко покачиваются у него под ногами. Чтобы не потерять равновесия, приходится опираться на меч.

Управляться сразу и с факелом, и с мечом, идя по неверной поверхности, непросто, но бросить хоть что-то Закери не осмеливается. Факел необходим для света, а от меча исходит этакое ощущение, значимости. Осколки мрамора сыплются из-под ног, вызывая миниатюрные камнепады из разных частей тела. В какой-то момент, покачнувшись, он роняет меч и хватается за что-то, на ощупь совсем другое, чем камень.

Под его пальцами – череп, и отнюдь не из мрамора или слоновой кости. Это человеческий череп, и на нем сохранилось еще кое-что из плоти, когда-то его одевавшей. Пальцы Закери путаются в остатках волос. Он брезгливо отдергивает руку, трясет ею, стряхивает прилипшие волоски.

Закери всовывает факел в предназначенную для этого мраморную руку, которая очень кстати неподалеку торчит, и внимательно рассматривает останки, хотя совсем не уверен, что ему этого хочется.

Труп, почти что скелет, посреди мраморных обломков едва заметен. Пройди Закери в нескольких шагах по ту или другую сторону от него, он бы никогда его не увидел, хотя теперь, на него глядя, не может не различать запаха разложения.

Этот прах не опутан ничьими воспоминаниями. На нем лишь обрывки истлевшей одежды. Тот, кто жил в нем когда-то, ушел, забрав с собой свои истории, и оставил лежать кости, сапоги да кожаные ножны, обернутые вокруг тулова и пригодные для меча, которого в ножнах нет.

Закери медлит, разрываясь между очевидной полезностью ножен и отвратительной необходимостью потревожить скелет, чтобы заполучить их. Итогом внутреннего спора с самим собой становится то, что он задерживает дыхание и неуклюже расстегивает ремень, освобождая от него бывшего владельца и разрушая, по ходу дела, кости и мертвую плоть.

Неудивительно, что при этом ему является мысль, что та же судьба может постигнуть и его, здесь, внизу, и он изо всех сил выталкивает ее из головы, эту мысль, сосредоточившись на практической стороне неприятной своей задачи.

Сняв наконец с мертвеца ножны и прилагающиеся к ним кожаные ремни, он на практике выясняет, что они подходят к его мечу – если не идеально, то сносно. Подумав с минуту, как надеть ножны поверх свитера, он справляется и с этой задачей, и теперь меч находит себе место у него за спиной.

– Благодарю тебя, – говорит Закери покойнику.

Тот молчит, но определенно доволен, что сослужил службу.

Закери продолжает свой путь, спотыкаясь о мрамор. Идти стало легче. Одна рука может передохнуть, пока факел в другой.

Куски статуй становятся мельче, и наконец под ногами у него шуршит мелкая каменная крошка. Поле битого мрамора сужается в нечто, похожее на тропу.

Тропа приводит его в туннель.

Закери кажется, что свет факела становится глуше.

Неизвестно, сколько времени он уже идет. А вот как там наверху? Январь еще или уже не январь? Идет снег или перестал?

Он слышит только свои шаги, свое дыхание, биение своего сердца, да еще потрескивание факела, пламя которого определенно слабеет, что очень печально, ведь он-то надеялся, что это волшебный неугасимый факел, а не обыкновенный, который когда-нибудь да прогорит.

Но тут поблизости возникает звук, источник которого – не он. Кто-то другой движется по земле.

Звук не пропадает, а становится громче. Там кто-то большой. Позади него, а теперь и бок о бок.

Повернув голову, Закери видит в свете факела один огромный черный глаз, окольцованный светлым мехом. Глаз смотрит на него благодушно и безмятежно моргает.