Карина Вран - Днем с огнем

— С з-зимы, — пожала плечами Луккунен, указала на меня. — С-с ним с-сильнее. С-сейчас еще с-сильнее.

— Хэ-э, а с красноглазым оно как будет? — задумался Шпала. — Так-то я не прочь поавантюрить, но вчетвером сподручнее.

"Похоже, Находько это всерьез. И меня вписал, не спрашивая. И Джонни", — резвости Макса я удивляться перестал давно.

— Братец-волк, сестрица-лисица, напоминаю: двоим из нас вечером на смену, — вмешался я в разговор. — Потом у меня два отгула.

— Слыш, колобок, ты не опух? Два отгула! — возмутился Макс. — Ты еще про отпуск заикнись. Я тогда, что не зъим, то понадкусываю!

Я только рукой махнул. Спорить с шутом гороховым, вошедшим в раж, по результативности сопоставимо с метанием бисера перед хрюнделями.

В итоге, дойдя до Финляндского, мы сошлись на том, что вылазку в Михайловский замок произведем после пятничной смены следующей недели — если она не совсем уж кошмарной выдастся. Или уже на вторник через неделю перенесем, чего не хотелось бы Находько, ждать он не любил и не умел. А у пятницы как раз число было по календарю красивое, правильное для безобразий — тринадцатое.

Следующая смена прошла под девизом: "Трэш и кэш". Через крупный номинал кэш-фишек играли практически все столы. Творили дичь все, кто мог и не мог: тут и шарик был, влетевший в ноздрю посетителю, и карты веерами летали, и пепельницы метались… Просто не было, скучно тоже. Три брейка за всю ночь. Прибыль заведения с шестью нолями. Виски и шампанское из бара с утра от Фила.

Я пить особо не стал: на два пальца плеснул себе в стакан вискаря, выпил одним глотком и сделал ноги. В планах были: маршрутка, магазин, затариться там хорошенько, но в пределах грузоподъемности, переодеться, подхватить Кошара и укатиться из города в дальние дали.

Дали располагались на границе Ленинградской и Псковской областей, точнее, уже в Псковской. Если быть совсем точным, наш с Кошаром путь лежал в Псковскую область, Гдовскую губернию, Вейнскую волость, деревню Журавлев Конец. Как песня звучит, не правда ли?

— До моста довезу, а сворачивать не хотелось бы, — сообщил подвезший меня и Кошара мужичок. — В Вейно дорога куда ни шло, а в этот ваш Конец только журавль и доберется, не застряв. Потому как с крыльями, понимаешь?

Водила гоготнул удачной шутке. Я поспешил улыбнуться в ответ: дядька нехило меня выручил, докинув досюда на своей старенькой ниве.

— Дальше пешочком дойду, спасибо вам, — я подтвердил благодарность купюрами, добавив сотню сверх изначально запрошенного.

— Ага, — машинка затормозила у отворота на нужную мне деревеньку, водитель открыл бардачок, пошарил в нем. — Ты это… вот что… номерок тебе черкну, как обратно соберешься, с вечера звякни. Договоримся.

Я повторно поблагодарил дядьку, что в дороге представился Женей: "Просто Женя, не надо этого разводить… с отчествами". Подхватил рюкзак и сумку. И потопал, благо, заблудиться тут было сложно: грунтовка в две продавленных колеи вела ровненько, вдоль полей да кладбища.

Поля: пока мы ехали сюда от Сланцев, необъятные полотнища ржи и каких-то еще зерновых перемежались с широкими полосами люпинов. Затем сменялись деревьями и снова — колосья до горизонта. Это был мой второй визит в деревеньку с чудным названием — ударение в "чудном" можно ставить куда угодно, не ошибетесь. И поля эти продолжали радовать глаз.

На полях, как мне три года назад рассказали, под исход лета собираются журавлиные стаи. Набираются сил перед отлетом на зимовку. Затем стая снимается с места, выстраивается клином и улетает в теплые края. Отсюда и название, Журавлев Конец.

В Сланцы я прикатился на рейсовом автобусе, выкупив два места (одно для рюкзака с шерстистым) и покемарив в пути. Дальше покучковался с кучей народа внутри местного автовокзала и понял, что комфорт в иных случаях дороже денег. И отправился искать частника, готового прокатиться в нужном мне направлении. Мужик попался говорливый, подремать мне не дал, но подсобил изрядно.

В Журавлев Конец в прошлый раз привозили меня родители. Жив был па, не улетучилась в край утренних круассанов ма… Кстати, о ма: она позвонила ровно в тот промежуток времени, когда я уже пришел и еще не уехал. Завалила меня восторженным многословием о прелести лавандовых полей в цвету (я оценил сегодня люпиновые, отцветающие уже, поля — не уверен, что они сильно уступают), о нежности и игривости провинциальных вин… Как и всегда, мне оставалось только заполнять редкие паузы крайне осмысленными: "М-м! О-о! Конечно, ма". Я, право, не знал, так ли ей хорошо там в самом деле, или она хочет казаться счастливой…

В прошлый приезд я мало что запомнил: визит был краткий, два дня мы тут всего и пробыли. Кроме дома, речки и кладбища, я успел побывать только в ближнем селе. Повод для приезда был тогда печальный: умер мой дядя, старший брат па, с которым они прекратили общение еще до моего появления на свет. Там была какая-то сложная и неприятная история, в которую меня не стали посвящать. Я дядю Демьяна и вовсе не знал, только фотокарточку в старом семейном альбоме видел.

Дядька жил один, рассорившись с родней. Семьи не завел. Или завел, но рано потерял — честно, не помню. Умер тоже в одиночестве, в деревенском доме. Дом он завещал па, к завещанию приложив записку с просьбами: не продавать, не пускать чужаков, уж пусть лучше дом разрушится от ветхости сам. И что он, Демьян, был бы рад, приходи кто-нибудь к нему на могилу. Чтобы наливали чарку водки, пусть даже раз в несколько лет. И зла просил не держать, уж не знаю за что.

И вот я топал в Журавлев Конец по сухой, слегка растрескавшейся без дождей землице. Слева от меня шумел, жил солнечный луг. С иван-чаем, васильками, ромашками. С пичугами, кузнечиками, бабочками, пчелками, божьими коровками — он был ярок, наполнен движением. А справа стояла неподвижная тень: сумрачные старые деревья, раскидистые кусты и очертания крестов с памятниками. Там, казалось, сам воздух застыл в безвременье.

Даже столбы с проводами, и те слева стояли, поближе к свету. И ржавая башня (по-моему, пожарная) тоже слева примостилась.

Очень контрастно: по одной моей руке мурашки бегали, а вторую припекало солнышком.

— Ой! Привет! — ударил по барабанным перепонкам очень звонкий девчоночий голос. — Ты кто, откуда, городской? Автобусом? Нет, он же вечером, пешком? Из села? Я — Яра. Не Слава! Ярослава! Яра, вот. Так ты кто-чей?

Рюкзак за моей спиной заворочался и, кажется, заржал.

— Славное создание, здравствуй! Я — Андрей, — представился я мельтешению из тощих косичек цвета соломы, загорелой рожицы, пятнистой футболки, синих штанишек и белого шуршащего пакета. — Ты откуда выкатилась?

Дорога вперед отлично просматривается, а трава на лугу не столь высока, чтобы скрыть ребенка. За ветками возле кладбища — запросто, но я его уже прошел, а Яра выскочила слева. Я чего напрягся: прошлый раз, когда я был вежлив с малявкой похожего возраста, вылился в неприятности — в наипрямейшем смысле.