Татьяна Иванова - Хозяйки Долины-между-Мирами [СИ]

— Откуда Ларан узнал, что Алейсия по природе целительница?

— Ее увидел Хозяин. Он видит такие вещи. Он рассказал Идану. Тот придумал план. Только он не говорил Хозяину, что собирается сменить династию. Все планы Хозяину Идану сочиняет. Сочинял, пока не заболел.

— У Ларана на правой руке только три пальца?

— Да. Причем, пальцы не ампутированы. Врожденная мутация. Обычно-то он черные перчатки носит, специально сделанные, чтобы скрыть дефект. Но я оказывала ему услуги личного характера. Видела. И он мне многое доверяет. Больше чем остальным.

— Вам знаком этот портрет? — менталист достал из кармана куртки фотографию.

— Конечно. Какая хорошая фотка. Это Хозяин.

— Мы состарили портрет Анварда Эренгайла, старшего сына короля-основателя, по современной технологии, — шепотом сказал Лазарев Алесе. — Действительно, хорошая фотка.

— Достаточно, я думаю, — устало произнес Харрайн Лэндигур, вытирая лоб под козырьком кепки.

— Высший бал тебе, Харрайн за допрос, — с уважением произнес следователь. — Если вы с Хозяйкой соберетесь пожить в нашем мире, обращайся ко мне. Я тебе найду работу. Нам позарез не хватает таких спецов.

— Послушай, Саша, — все так же устало сказал Харрайн. — Мы сейчас с Алесей пойдем, погуляем по вашему миру. Покарауль, пожалуйста, этих двоих минут пять, издали. Пока в себя не придут. Только не вздумай морду бить.

Саша хмыкнул. Кажется, как раз собирался.

— Я им перевел состоявшийся разговор в область нереального. Они будут думать, что им нечто подобное приснилось, пока не забудут. Но если ты врежешь этому, да и еще, как следует, он может вспомнить, что разговор состоялся на самом деле. Сообщит еще своей Полине. Проблемы будут. Скорее всего, у Алеси. Оставь его, не марай руки.

— Понял, шеф, — Саша поднял руки вверх, ладонями вперед. — Идите, расслабляйтесь. До встречи в Долине.

— До встречи.

— Благодарю вас, Александр, — смущенно сказала Алеся, вставая. Харрайн подхватил ее под локоть и вытащил с детской площадки. Войдя в ближайшую подворотню, она с отвращением стянула с головы черный парик и принялась стирать с губ яркую помаду.

— Куда пойдем? — непринужденно спросил ее спутник.

— Давай, в следующий раз посмотрим Кремль, Красную площадь, Исторический музей и Большой театр.

— Хорошо. Просто походим по улицам?

— Давай съездим в Царицынский парк. Там потише, и людей поменьше.

Люди действительно шли навстречу таким плотным потоком, что часто было невозможно идти вместе под руку. Машины проносились мимо, норовя обдать грязными брызгами. Несколько подворотен покрасили дешевой краской, и из них волнами наплывал такой резкий и противный запах, что на глаза наворачивались слезы. Ранняя весна в столице.

— Меня теперь еще больше поражает, как это можно было тебя отыскать всего за десять лет в таком количестве народа. Все равно, что песчинку на берегу океана.

Они спустились в подземный переход, чтобы войти в метро.

— Ну и ну, — сказал Харрайн спустя пару десятков минут.

Алеся проследила за его взглядом, вырываясь из своих горьких мыслей и невеселых воспоминаний. Молодежь кругом самозабвенно целовалась, никого не замечая вокруг.

— Уже одиннадцатая и двенадцатая парочка за… семнадцать минут.

В вагоне одновременно целовались две парочки. Причем одна пара так сопела и увлеченно копошилась друг в друге, что вокруг них образовалось пустое пространство. Окружающие отодвинулись как можно дальше и притворялись, что ничего не видят.

— Нашел, что считать, — хмуро заявила тихо страдающая от недавно пережитого унижения Алеся. — Весна, все-таки. Лучше бы ты рассматривал декор станций самого красивого в мире метро.

— Станция «Царицыно», — объявил диктор. — И повторил то же самое с «английским» акцентом.

— Удивительно, насколько в Третьем мире высокий технический уровень развития цивилизации и одновременно полнейшая неспособность улавливать чувства друг друга. Душевная слепота, — еле слышно сказал Харрайн.

В Царицынском парке снег еще не стаял и лежал рыхлыми сугробами под деревьями и кустами. Животный мир парка праздновал наступление весны. Рыжие утки огари бродили по снегу парочками, коты и кошки заигрывали между собой, прыгая и махая лапками друг на друга, оглашая окрестности прославленными мартовскими воплями. Люди тоже по большей части бродили парочками, периодически останавливаясь, чтобы приникнуть друг к другу долгим, минут на пять, поцелуем. Мартовское весеннее солнце сияло в тот день особенно проникновенно. Алеся расстегнула куртку, как и большинство людей в этом парке. Было жарко.

— Все. У меня нет иммунитета, и я заразился местной заразой, — неожиданно сказал Харрайн, останавливаясь в относительно безлюдном месте, под склонившейся к земле веткой огромной березы.

— Перемещаемся в Госпиталь? — пребывая в своих страданиях, спросила Алеся.

— Не поможет, — ответил ей спутник, обнимая девушку и притягивая к себе. Причем руки он просунул под ее курткой, совсем так, как это делали изученные им окружающие. Те, впрочем, в этом вопросе шли гораздо дальше. — Мне уже даже все равно, что тебе нет полных девятнадцати.

— Подожди, Харрайн, — почти испуганно сказала Алеся, отклоняясь назад и упираясь ладонями ему в грудь. — Ты же не хочешь, чтобы у меня было какое-то раздвоение? А у меня скоро будет. Я, минуточку, переживаю. Ты всегда так презрительно относился ко всему подобному. Я всегда думала, что ты меня за это презираешь. Ты же всегда… а теперь… и как я…

— Я никогда не относился презрительно лично к тебе, Алеся, — он горячо ответил ей, крепко прижимая невесту к себе, не давая вырваться. — Я всегда считал последний год твоего пребывания на Земле твоей трагедией, а не причиной для презрения. И как я мог думать иначе, точно зная все, что произошло! Земное воспитание — это болезнь, повредившая твою душу. Но ты очень похожа на Ольсинею. А любовь и верность Ольсинеи выше всех ожиданий. В твоей голове еще остались земные предрассудки, к несчастью, но они скоро выветрятся, — Алеся замерла. Харрайн оставив одну руку на ее талии, второй погладил каштанво-золотистые волосы невесты. — Милая, твоей душе не повредил даже этот опущенный мир. Опущенный, точно тебе говорю. Из всех, кто рядом здесь целуется, только я пытаюсь поцеловать свою невесту и будущую жену. Причем, она единственная сопротивляется.

— Алеся улыбнулась, наконец-то поняв Харрайна. Остались предрассудки, так остались, пусть их. Главное, что он все равно ее полюбил.

— Я не знаю, когда я точно понял, насколько ты мне небезразлична, — продолжил ее жених, почти касаясь губами ее лица. — Когда я предлагал тебе помолвку, я еще только беспокоился о твоей безопасности. Но после твоего первого бала, я уже знал, что наша помолвка стала для меня настоящей. И я никогда не скрывал от тебя своих чувств. Но ты упорно не хотела их замечать.