Сергей Джевага - Когда оживают Тени [litres]

Верзила промолчал. Худой подождал несколько секунд и, вздохнув, язвительно добавил:

– Ноир, ты ведешь себя, как девочка после своего первого пирата, оказавшегося не благородным разбойником, а вонючим уродом. Или привык к потрепанной дырке, теперь будешь слезки лить? Забыл, ради чего ввязались в дело? Я сразу сказал, будут потери. Ты согласился. Так какого демона?.. Пора кончать свидетелей и уходить!

Детина резко поднял голову, и свет озарил пустые бешеные глаза. Бледный подавился словами, застыл от неожиданности. А в следующий момент Ноир встал и ткнул кулаком в лицо подельника. Буднично и вяло, словно за кружкой с грогом потянулся. Но бледному хватило.

Раздался хруст, но пол брызнула кровь, посыпались зубы. А сам худой террорист с задушенным воем кубарем покатился прямиком к нам. И тут не сплоховал круглолицый аристократ, даром что казался трусоватым. Кинулся на врага, попытался вырвать оружие. Но убедился, что «слуга» вцепился в револьвер как мурена в добычу, и сделал единственное, что мог: навалился, постарался придавить и задушить, прижать руки к полу.

Раздался хлопок, и первая пуля просвистела у уха, обожгла щеку. Вторая выбила сноп искр в полу и срикошетила в стеллажи. Плененные парни переглянулись и кинулись на помощь. Но один, не успев встать на ноги, сразу наткнулся лицом на могучий удар колена Ноира. Второй замешкался и схлопотал случайную пулю в бок, схватился за живот, побледнел и упал.

«Вставай… вставай же! Догони ублюдка!»

Не знаю, мысль или шепот Теней. Но призыв сочился злобой.

И я подчинился. Сначала перекатился на бок, а потом поднялся. Каким-то чудом увернулся от размашистой оплеухи детины, сделал шаг влево и коротко пнул брыкающегося бледного носком ботинка в ухо. Наклонился и вырвал из обмякших пальцев револьвер, начала разворачиваться.

Страшный удар, казалось, раскрошил ребра. Дыхание с жалким всхлипом вылетело из груди, а пол и потолок несколько раз поменялись местами. Но я каким-то невероятным образом умудрился приземлиться на четвереньки, встал на колени и нацелил оружие на верзилу.

– Стой.

Конечно, тот не отреагировал. Или, может, не услышал, так как дыхания не хватало, я произнес беззвучно, одними губами. Конечно, попер на меня с безумным взглядом и тихим рыком, с занесенными для удара кулаками, глупо позабыв о собственном двуствольном пистолете.

Выстрел я сделал вслепую, еще оглушенный от боли. Попытался вздохнуть, тряхнул головой. Но понял, не успеваю и, скрипнув зубами, стал жать на курок без остановки. Прогремело дважды, а потом сухо защелкало. Я сжался и приготовился принять следующий удар детины.

Но очередной порции боли и встряски не последовало. В дыму раздался стон, грязные ругательства. Поморгав, я увидел катающегося по полу здоровяка. Тот зажимал раны на бедрах и скулил.

«Догони…»

Вздрогнув, я отбросил разряженный револьвер. С трудом поднялся и, сжимая бок, припадая на левую ногу, захромал к тому выходу, где скрылся гностик со своей куклой. Едва я погрузился в полумрак, как где-то за спиной раздались встревоженные голоса, нарастающий топот, металлическое бряцанье.

У стражей правопорядка во все времена была и будет удивительная способность приходить ровно в тот момент, когда потеха закончилась.

Еще на складе едва вытянул иголку из рукава, ощутил далекое недоумение и настороженность, затем медленное приближение множества людей. Но то ли посчитали, что следящие артефакты барахлят, то ли собирали силы, – не знаю. Суть в том, что кинулись на помощь, лишь когда услышали выстрелы. А я ведь надеялся, что нагрянут раньше, сумеют перехватить кукловода.

Не судьба.

У ближайшего перекрестка я остановился и спрятался в каком-то заброшенном алькове, пережидая, пока мимо пробегут люди с оружием. С наслаждением прижался к ледяной стене, потрогал бок и зашипел. Пара ребер точно сломана. В голове плавала муть, в ушах шумело, а конечности слушались с трудом. Кроме того, невыносимо зудела левая ладонь, трещала голова.

«Запах» гностика почти стерся, растворился в воздухе. Он и до того не отличался ясностью, его оковы сильно искажали мое чутье. Я скорее чувствовал селенит, а не эмоции. И сейчас ловил лишь направление, причем ощущения постоянно двоились, сбивая с толку.

Кажется, направился к приемным покоям. Логично, судя по разговору экстремистов, – задумали устроить шумиху и панику, чтобы отвлечь внимание от похищенных. И целью в данном случае будет выступать новоиспеченный епископ. Но, подозреваю, если не удастся подобраться к церковнику, начнут убивать всех подряд.

Говоря откровенно, плевал я на надушенных и разряженных в пух и прах высокомерных ублюдков. Равно как и на прислугу. Я не знал этих людей. Так почему должен переживать?.. Но там находились и друзья, и шанс, что кукла кинется на Брана или Фергюса, имелся.

Сын грандлорда более чем достойная цель для отчаявшегося психопата.

Но имелась и другая причина, по которой я хотел догнать гностика. А именно – ярость. Каждую секунду, каждый миг я продолжал видеть перед собой надменную ухмылку и отстраненное любопытство в блеклых глазах.

И да, я испугался. Испугался, что добьет. Испугался собственного бессилия. И теперь, чтобы вернуть чувство уверенности, необходимо стереть мерзкую ухмылку с его лица. Пусть затея и попахивала глупостью. Пусть опасна по многим причинам.

Но я низменно хотел и страстно жаждал догнать и наказать урода.

Едва топот притих, я отлип от стены и выбрался в коридор. «Принюхался» и шатко побежал туда, откуда веяло «душком» гнилой души.

Налево. Направо. По узкому темному техническому тоннелю мимо жаркого дыхания и запахов кухни в широкий коридор, наполненный светом, блеском злата и стекла, дальше навстречу смутному гомону и музыке, теплу, движению.

Неожиданно для себя я вырвался из коридора прямиком в приемный холл. Едва не сбил официанта с бокалами вина, уклонился и наткнулся на стол с угощениями. Выругался, отшатнулся и случайно задел какую-то девушку в пышном платье, повертел головой в поисках кукловода или его жертвы.

– Эй, мистер!..

Я услышал женский вскрик, а затем гневный оклик, но не придал значения, продолжая вертеть головой. Но глаза застилала муть, голова болела, а и без того блеклый след стерся в многообразии чужих эмоций, голосов, чувств. Даже холод и вибрация селенита никак не выдавали Мола.

Кукловод не мог быть слишком далеко. Возможно, стоит сейчас за колонной, а может, прячется на балконе или в полумраке коридора, многочисленных будуаров и альковов. Накинул печать отражения и теперь наблюдает, ищет жертву, дергает за невидимые нити.

Знания о данном искусстве весьма обрывочны. Но записи, попадавшие в руки, твердили об одном: контроль над марионеткой тем лучше, чем ближе кукловод к ней. Мол не станет рисковать и вызывать подозрения окружающих неестественно дерганными движениями куклы.