Стивен Эриксон - Три повести о Бочелене и Корбале Броче

Тулгорд Мудрый оперся о луку седла. - Семантика не входит в число моих любимых игр, сержант. Если нужны лишь органы, зачем уничтожать души?

Гульд обернулся к магу. - Уничтожение, Стуль Офан?

Тот неловко пошевелился: - Или... кража, сержант. Разумеется, это труднее...

- Но зачем красть души, если уничтожение вернее помешает вашей способности их допросить?

- Не знаю.

Тулгорд Мудрый выпрямился в седле, скрытая перчаткой рука легла на меч. - Не мешайте мне, сир, - приказал он Гульду. - Мой клинок свершит справедливость.

- Пусть лучше безумец извивается на пиках, - сказал Гульд, - пока не удовлетворится жажда крови горожан.

Это заставило Смертного Меча замолчать, но ненадолго. - Они порадуются моему поступку, сир...

- Этого будет недостаточно, Смертный Меч. Лучше бы протащить его по всем улицам, но это не моя задача. В любом случае, - добавил он, ступая вперед, - вам лучше не попадаться на пути. Помешаете мне - пожалеете, Смертный Меч.

Тулгорд успел наполовину вытянуть оружие, прежде чем Стуль Офан подскочил и задержал руку воина.

- Тулгорд, это безрассудно! - заблеял маг.

- Убери слабую руку, свинья!

- Оглядитесь, сир! Умоляю!

Смертный Меч огляделся и медленно вложил клинок. Разумеется, он, в отличие от Офана, не слышал щелканья шести арбалетов, но теперь оружие было направлено на него, а выражение лиц солдат взвода Гульда не оставляло сомнений в их намерениях.

Сержант откашлялся. - Двенадцатая ночь на ногах, Смертный Меч. Полагаю, мои люди приняли это дело близко к сердцу. Мы хотим убийцу и мы его найдем. Так что не попадайтесь мне на пути, сир. Не намерен оскорблять вас и вашу честь, сир, но вытащите клинок еще раз - и будете повалены как бешеный пес.

Тулгорд Мудрый толкнул ногой Стуля Офана и развернул коня. - Вы насмехаетесь над богами, сир, и за это заплатит ваша душа. - Он ударил шпорами в бока скакуна и умчался.

Через миг пала гужевая лошадь, вслед за тем раздался резкий свист полетевших в направлении животного арбалетных болтов. Гульд поморщился, когда шесть наконечников утонули в туше.

"Черт их дери, пальцы чешутся". Он метнул ошалевшим подчиненным кислый взгляд.

Стуль Офан меж тем занимался приведением в порядок одежды. Он сказал, не поднимая глаз: - Ваш убийца - чужак, сержант. Никто в Скорбном Молле настолько не силен в некромантии, включая меня.

Гульд выразил благодарность молчаливым кивком.

- Я доложу королю, - бросил маг, глядя на подъехавшую карету, - что вы сумели сузить круг подозреваемых. И добавлю, сержант, что вы близки к добыче, лишь бы не помешали внешние обстоятельства.

- Надеюсь, что вы правы, - отозвался Гульд тоном искреннего сомнения, чем явно удивил Стуля Офана. Маг молча кивнул и пошел к экипажу.

Подождав, когда он удалится, Гульд оттянул в сторону одного из стражников. Вгляделся в юное лицо. - Значит, Глашатай Худа пересек твой путь?

- Сир?

- Я заметил твой отклик на слова Мудрого. Разумеется, он видел в этой роли кого-то иного, ведь твердит о встрече уже лет двадцать. Но что ты услышал в его словах?

- Дурной знак, сержант. Один пьяный старик ночью, там, на улице у порта... он так себя называл. Строго говоря, пустяки...

- А что он делал?

- Читал объявление на шесте Рыбного Круга, кажется. Оно еще там. Говорят, зачарованное.

- Вряд ли что-то важное.

- Словно декрет богов, сир.

Гульд прищурился и хмыкнул. - Вот это ну. Я доложусь королю, потом пойдем взглянуть на объявление.

- Слушаюсь, сир.

Тут вернулся псарь с ищейками. - Неразбериха, - сказал он. - Они вынюхали след то ли женщины, то ли мужчины, то ли невесть кого. Одного или двух, потом был третий, грузный, я бы сказал, пахнувший рассолом и маслом для меча - ну, так станцевали псы.

Гульд поглядел на шестерых ищеек, на понурые головы и высунутые языки. - Эти следы. Куда они ведут?

- Потеряли в гавани - им интереснее гнилые ракушки и рыбьи кишки, верно? Или следы замели магией. Мои детки накинулись на мешок с тухлой рыбой - совсем на них не похоже, совсем.

- Судя по запаху, твои псы не просто накинулись на мешок.

Псарь нахмурился. - Мы подумали, что лучше скрыть свои следы, сир.

Гульд подошел было ближе, но отпрянул. Не только псы рылись в рыбе! Он сверкнул глазами на псаря. Тот отвел взгляд и облизнулся.

Голос Сабли вылетел из главной комнаты. - Голуби! Гадят нам на головы, на крышу, в трубы - почему ты ничего не делаешь, Эмансипор? А теперь... теперь.... Ох, сохрани Солиэль!

Этот голос был способен проникнуть в любой угол дома. Голос, от которого нет убежища внутри. - Но скоро, - прошептал Эмансипор, понимая, что настроение у него поганое после недосыпа и ночного перепоя, понимая, что несправедлив к бедной жене, понимая всё, но не в силах остановить темный поток мыслей. Он помедлил, изучая в оловянном зеркале осунувшееся лицо и красные глаза, и поднес бритву к щетине.

Недоноски скулили на чердаке и скреблись так громко, что он мог различить каждое касание грязных ногтей к плоти. Их отослали домой вместе с чесоткой. Мать готова провалиться сквозь землю. Нужен будет алхимик - что за великое разорение! - хотя ущерб уже нанесен. Вонючие кожные болезни, проклятие собак и беспризорников с беднейших улиц, вошли в дом, позоря положение хозяев, престиж, насмехаясь над их гордостью. Полная чаша золотых в храм Солиэли не избавит от беды. И причина для Сабли вполне очевидна...

- Голуби, Эмансипор! Хочу, чтобы их не было! Слышал?

Днем она пребывала в хорошем настроении, с трудом скрывая шок от столь быстрого обретения мужем работы и с еще большим трудом пригашая жадный блеск в глазах, стоило ему намекнуть о размере обещанного жалованья... После посулов богатства Сабли смилостивилась, не сразу выгнав мужа на грязный, заваленный мусором и осколками черепицы дворик - разбираться с голубями. Ему даже выпал лишний час сна до начала ужасных завываний над детишками, что бесславно вернулись из учебного заведения.

Теперь они могут позволить алхимика. Могут даже позволить себе переезд ближе к школе, в район поприличнее, полный хороших людей, способных оценить полную драматизма жизнь Сабли.

Он напоминал себе не быть таким злым - в конце концов, она с ним все эти годы. "Словно гора". У нее есть свое прошлое, темное, путаное и окрашенное кровью. Она вынесла свою долю страданий... и не преминула завести двух щенков, хотя он почти не возвращался с морей. Эмансипор снова замер с бритвой в руке, поморщился. Этот факт вечно терзал ему кишки, особенно учитывая, что дети вышли какими-то непохожими на отца. Однако он их вырастил, так что не будем ворошить былое. Презрение к папаше - вот полное и верное доказательство родства, и плевать на тех, чья кровь могла примешаться.

Эмансипор стер с лица мыльную воду. Может, сегодня ночью он повстречает второго, этого загадочного Корбала Броча. И получит подогнанную форму, увидит собранный дорожный сундучок...