Майкл Мэннинг - Мордэкай

— Ты, похоже, потеряла свой клинок. Используй мой — он для тебя почти готов.

Ярость моя была запредельной — настолько запредельной, что я попытался коснуться своей силы, но эта попытка лишь отдалась болью, которая едва не заставила меня потерять сознание. Я попытался сдвинуться с места, но ноги мои ослабли, а левая рука вообще не откликалась. Каким-то образом мне удалось встать на колени, упираясь здоровой рукой в землю. Я сомневался, что смогу проползти достаточно далеко, чтобы добраться до них, но тут мой взгляд приметил камень размером с кулак — его выдрало из земли во время нашей схватки. Схватив его правой рукой, я поднял его, и бросил изо всех сил.

Тирион ощутил его приближение, поскольку его магический взор по-прежнему работал исправно. Он мгновенно оттолкнул Пенни, и отскочил на десять футов назад одним мощным прыжком. Приземлился он среди кустов и маленьких деревьев на краю поляны.

Пенни мгновенно кинулась ко мне. Тирион начал было выходить из-под сени деревьев, но путь ему преградила Линаралла:

— Нет, — сказала она твёрдым голосом. — Ты проиграл.

На миг Тирион выглядел сбитым с толку, но затем осознал, что оказался за пределами края поляны. Он пожал плечами, и горько рассмеялся:

— Похоже, что ты права. Я покинул поляну, а онявно не перестал сражаться. Ты победил, Граф ди'Камерон! — окликнул он громко, а затем с издевкой поклонился. — Я признаю твою победу. Забирай приз, и уходи… теперь Линаралла — твоя дочь.

— Иди на хуй, — сказал я — или сказал бы, не будь моё лицо так сильно помято. Челюсть у меня не работала как надо, да я и не мог набрать в лёгкие достаточно воздуха, чтобы выдавить из себя что-то громче шёпота. Оставалась надежда лишь на то, что выражение моего лица поведало ему о моих чувствах.

Пенни высказалась за нас обоих:

— Жду не дождусь нашей следующей встречи. Ещё раз прикоснёшься ко мне — и я точновгоню тебе в грудь клинок. — Её голос был полон злобы, но мне её слова показались пустой бравадой.

— Дорогая Пенелопа, — ответил Тирион, — попытайся не признаваться в своей любви настолько громко. — Тут он засмеялся над своей собственной шуткой. — Поскольку я сомневаюсь, что твой муж сможет летать в ближайшее время, я прикажу одному из дормонов отвезти вас обратно на материк. — И с этим он удалился.

Дормон представлял из себя особый тип крайтэка, и являлся массивной летающей тварью, которая казалась скорее растением, чем животным. Когда он наконец прибыл, Пенни легко забралась ему на спину, и стала ждать, пока Линаралла мягко пролевитировала к ней моё изломанное тело. Считанные минуты спустя мы оказались в воздухе. Пенни подложила одну руку мне под голову, а второй придерживала моё тело во время полёта.

Следующие часы она тщательно за мной наблюдала. Дормон летел далеко не так быстро, как я, поэтому перелёт занял почти восемь часов. Единственный не пострадавший глаз я держал крепко зажмуренным. Я не мог вынести отражавшейся на её лице жалости, постоянного напоминания о моей неудаче, о моём позоре. Оставшись наедине со своими мыслями, я снова и снова прокручивал у себя в голове тот миг, когда он её целовал, а меч выпал из её руки.

Я был почти рад тому, что боль отвлекала меня от моих мыслей.

После Тёрлингтона всё стало хуже. Пенни понесла меня через Мировую Дорогу. Было бы проще, если бы Линаралла меня пролевитировала, но жена отказывалась её слушать, а я был не в состоянии для споров. К счастью, я потерял сознание до того, как мы достигли Ланкастера.

Когда я очнулся, мы покидали промежуточную станцию во дворе Замка Камерон. Линаралла использовала круг в Ланкастере, чтобы телепортировать нас туда, к моему вящему облегчению. Я не мог с уверенностью сказать, что вынес бы ещё одну долгую поездку, а телепортироваться сам я точно не мог.

Едва владея даром речи, я прошептал, зная, что благодаря своему острому слуху Пенни меня услышит:

— Не дай им меня увидеть.

Кивнув, она сняла свой плащ, и накрыла меня им. Если у стражников при промежуточной станции и были какие-то вопросы, выражение её лица заставило их промолчать. Вскоре я снова оказался лежащим в своей кровати.

Когда мы вошли в дом, Линаралла сработала отвлекающим манёвром. Коналл и Айрин были рады её увидеть, хотя я уверен, что они испытывали любопытство насчёт чего-то большого в руках их матери. Минуты спустя я был в своей кровати, пятная простыни грязью и засохшей кровью.

Из наших старших детей дома была только Мойра. Несмотря на мои возражения, Пенни привела её сразу же, как только уложила меня. Из-за последствий отката я не мог исцелить себя сам, а Пенни это, похоже, казалось важным. Лично я только хотел найти тёмную дыру, и заползти в неё.

Мойра и её заклинательная двойница, Мёйра, работали в паре, сращивая мои сломанные кости, и залечивая различные раны. Серьёзная рана у меня была одна — в боку, и она потихоньку сочилась кровью. Сам я её осмотреть не мог, но она, наверное, не была сложной, поскольку им не потребовалось много времени, чтобы с ней разобраться. Если кинжал задел что-то важное, то узнаю я это через несколько дней. Смерть от раны в брюшной полости просто ужасная.

Многое они исправить не могли — последствия отката, отёки и синяки, не говоря уже о моей пострадавшей гордости. Если верить моему опыту, в постели я должен был провести минимум неделю, если не больше.

Было много разговоров, но я игнорировал всех, пока они наконец не ушли. Пенни оставалась дольше всех, но в конце концов она решила дать мне отдохнуть. Дверь закрылась, и я остался один в комнате, освещённой единственной свечой.

Я лежал, уставившись в освещённый тусклым светом потолок, и ненавидел себя за мою слабость. Ненавидел то, что произошло. Такого стыда я не чувствовал с того дня, когда меня прилюдно высекли в Албамарле. Впечатления от того раза притупились со временем, поэтому точно я сказать не мог, но этот раз чувствовался хуже.

Лишившись сил, я закрыл глаза и, несмотря на боль, быстро заснул. Сны у меня были отнюдь не приятные.

Я снова наблюдал, как меч падал из её руки…

— Морт, проснись.

Я не был уверен, сколько я проспал, и, на самом деле, в этот момент я бодрствовал. Мне просто не хотелось открывать глаза. Ничего хорошего в этот день на горизонте не маячило — только ещё больше боли и вины.

Моего лба легонько коснулись мягкие губы:

— Чёрт тебя дери, я знаю, что ты не спишь. Посмотри на меня.

Она ни в чём не была виновата. Я это знал. Вина лежала исключительно на плечах одного человека — человека, которому следовало сдохнуть пару тысяч лет назад, когда его собственная дочь вогнала нож в спину. Но чувствовал я иное. Моё сердце хотело взять ответственность на себя. Я никогда не винил других, какими бы ни были обстоятельства.