Майкл Мэннинг - Архмаг освобождённый

Её слова нашли отклик в моей душе, резонируя с какой-то внутренней истиной. Я знал, что буду помнить их ещё долго.

— Спасибо, Элиз, — сказал я, впервые в жизни обратившись к ней на «ты». — Ты всегда была добра к нам в детстве, кроме случаев, когда от тебя требовалась строгость. Я никогда не сомневался в тебе, какими бы скрытыми талантами ты ни обладала.

Я повернулся к охраннику:

— Помоги нам поднять его. Я хочу, чтобы он был в Замке Камерон, и в мягкой кровати, прежде чем он придёт в себя.

Человек, которого я принёс назад, всё ещё лежал в кровати, куда я его поместил, но он пока не показал особо много признаков возвращения в сознание. Он время от времени он открывал глаза, и оглядывал комнату, но его зрачки были расширены, а взгляд казался расфокусированным. Я мог представить, что после недели вызванного наркотиками сна он был в большом замешательстве. Я инстинктивно забеспокоился, что такое обращение могло навсегда повредить его умственные способности. Потом я спохватился: «Да какое мне, чёрт подери, дело, если он повредится умом?»

В дверь постучали, но я уже знал, что это была Лизэтт.

— Входи, — крикнул я в направлении двери. Она вошла, и следом за ней — ещё несколько горничных, несущих большую медную ванну и полотенца.

— Просто поставьте ванну вон там, — приказал я, указывая на одну из стен комнаты.

Миг спустя вошёл Харолд, его взгляд следовал за Лизэтт, пока та суетилась по всей комнате. Я ничего не сказал, не желая никого из них смущать, особенно потому, что он не знал, что я уже был в курсе их отношений. Минуту спустя он отлепил свой взгляд от неё, и обратился ко мне:

— Я всё ещё не понимаю, почему вы поместили его в эту комнату, ваше Благородие.

Я вздохнул:

— У меня нет темницы, а даже если бы и была, то он, наверное, заболел бы, держи я его там. Судя по тому, что я могу видеть, он потерял много крови, прежде чем остановил кровотечение из своей ноги. Джеймс говорит, что он какое-то время был пришпилен к земле решёткой.

— Он нужен вам в сознании и не спящим только на то время, которое требуется, чтобы выяснить, что он знает, — ответил он, намекая на то, что вскоре после этого я казню волшебника.

— Я не собираюсь его казнить, — просто сказал я. Харолд выглядел шокированным, и, учитывая моё поведение прошлым днём, я не мог его винить. Я был близок к тому, чтобы совершить нечто похуже казни. Воспоминание об этом заставило меня на миг содрогнуться, и мне пришлось бороться, чтобы подавить видения огня и пытки, всё ещё казавшиеся мне довольно привлекательным.

Харолд встал, обеспокоенный, и немного погодя заговорил. Я был весьма уверен, что он выбросил первые несколько предложений, которые пришли ему в голову. Я не мог не восхититься его самоконтролем.

— Я так полагаю, что у вас есть какая-то конкретная причина, чтобы класть его в мягкую кровать и выхаживать его.

— Есть. Я намереваюсь заставить его работать на меня. Я полагаю, что живым он мне может быть полезнее, чем мёртвым, хотя лишь время покажет, прав ли я.

У Харолда дёрнулся глаз:

— А что Лорд Дориан? А ваша жена?

Я сорвался, и встал, повернувшись к молодому человеку, которого Дориан оставил мне служить. Сделав два шага, я оказался с ним лицом к лицу, мы почти касались друг друга носами. Харолд был высоким человеком, поскольку его глаза были почти на одном уровне с моими, и он был гораздо шире в плечах.

— Не испытывай меня, Харолд, и чертовски хорошо постарайся не намекать на неискренность или какой-то недостаток в моих чувствах к моей жене или моему другу.

Секунду он смотрел мне в глаза, прежде чем опустить взгляд:

— Прошу прощения, милорд. Моё положение не позволяет мне так к вам обращаться.

Я быстро взял себя в руки:

— Однажды позволит, Харолд, однажды позволит. Я уважаю твою честность, но ты пока не знаешь меня достаточно хорошо, — сказал я, и положил руку ему на плечо: — Помоги мне его раздеть — скоро принесут горячую воду.

Его глаза расширились:

— Разве нам не следует предоставить это горничным?

Я чуть не засмеялся, но удержал серьёзное выражение на лице:

— Х-м-м, возможно ты прав. Я попрошу Лизэтт раздеть его. Возможно, она и помыть его тоже сможет.

Он покачал головой:

— Нет, это тоже будет неправильным, — произнёс он. Несколько минут спустя мы раздели мужчину, и приготовили к ванне. Глаза нашего пленника теперь были открыты, и он казался более пробудившимся, хотя каждый раз, когда он пытался говорить, получалась лишь тарабарщина. Харолд посмотрел на его правую ногу, согнутую и распухшую. Длинный серебряный шрам отмечал ту её часть, которую пронзила решётка.

— Выглядит скверно, — сделал наблюдение Харолд.

— Тут ты прав, — согласился я. — Посмотрим, что я с этим смогу сделать. Не позволяй никому беспокоить меня, пока не закончу.

— Как я узнаю, что вы закончили?

— Я буду оглядываться, и разговаривать с тобой, — сказал я, подмигивая и улыбаясь ему. Харолд покачал головой, и я знал, что он хотел прокомментировать мои умничанья, но попридержал язык. Я сел у кровати, и закрыл глаза, обращая свой взор внутрь, а затем сместил фокус на лежавшего рядом со мной на кровати мужчину.

Его сердце билось сильно, но его тело было горячим от лихорадки. Его рана явно была заражена, но я не был полностью уверен, что с этим делать. Вместо этого я тщательно осмотрел его ногу и ткани вокруг неё, чтобы увидеть, не было ли там каких-то очевидных проблем. Его бедренная кость была сломана, и стала заживать под неправильным углом, а рядом с ней вокруг чего-то постороннего сформировался абсцесс.

Я сместил свой фокус, рассматривая это место поближе. Там засел камешек, и от него распространялось заражение, создавая большое скопление гноя и жидкости вокруг постороннего тела. На это могло уйти много времени, но в конце концов инфекция убьёт его, если не удалить камешек и не вычистить абсцесс. А если бы он это пережил, то определённо остался бы хромым, с плохо сросшейся костью. К счастью, с обеими проблемами я мог легко справиться.

Первым делом я решил исправить кость. Процесс чистки раны будет грязным — он подождёт, им я займусь после ванны. Я недолго подумал о том, чтобы позволить ему чувствовать боль, когда я буду выправлять кость. Он пришёл в сознание достаточно, чтобы боль была сильной. После недолгой моральной борьбы я приглушил нервные импульсы от его ноги, и осторожно выпрямил кость. Послышался ясный щелчок, когда уже начавшая заживать кость снова разошлась, и я скорее почувствовал, чем услышал, как рядом ахнул наблюдавший за мной Харолд. Я выровнял концы, и затем аккуратно соединил их друг с другом. Соединение было не таким хорошим, каким будет через пару месяцев естественного заживания, но оно было достаточно крепким, чтобы он мог ходить без опаски. Однако опухоль и боль от инфекции, наверное, всё равно этого не позволят.