Майкл Мэннинг - Торнбер

Что-то в её взгляде заставило его помедлить. Её голос был спокойным, но он видел в чертах её лица скрытую печаль. Она надеялась, что он поедет с ними, но он как раз этого и хотел меньше всего. Он также хотел посмотреть, к чему приведёт наука Сайхана.

— Друзья мои здесь…

Она кивнула, склонив голову, будто признавая какое-то поражение:

— Я понимаю, Грэм.

— И в столице я уже был, — добавил он, борясь с чувством вины.

Она встала, и шагнула ближе:

— Ничего, Сын. Я действительно понимаю. Я тоже когда-то была молодой, как ни могло быть трудно в это поверить. В Албамарле тебе есть, чему поучиться, но здесь тоже может быть нечто более важное.

На миг он напрягся. Она что, знала о его обучении с Сайханом?

Роуз обняла сына.

Он обнял её в ответ, чувствуя, как его гнев слабеет, сменяясь безымянной печалью. Она ощущалась маленькой, хрупкой. Хотя Роуз была высокой по женским меркам, сейчас ей приходилось запрокидывать голову, чтобы его обнимать. Большую часть его жизни она высилась над ним, могучая, сильная и непогрешимая. Он видел уважение, восхищение, и порой страх в лицах всех, с кем она общалась, но сейчас он увидел её в новом свете. На миг она была просто маленьким, хрупким человеческим существом.

Это озарение поколебало устои его мироздания. Впервые он познал более глубокий экзистенциальный страх, который появляется в каждом человеке, который начинает сталкиваться со взрослой жизнью.

— Прости, Мам, — сказал он ей, жалея, что не может отказаться от этого нового знания. Он не хотел взрослеть. Только не в том случае, если это означает жизнь в мире, где Роуз была смертной, способной ошибаться… уязвимой.

— Что-то не так?

Это был голос Кариссы. Она стояла в дверях, наблюдая за ними обеспокоенным взглядом.

— Иди сюда, — сказала Роуз, раскрыв руки, и приглашая дочь присоединиться к ним. Какое-то время она обнимала обоих своих детей, а потом объяснила Кариссе, что её брат останется в Камероне без них.

Следующий день был тихим. Мать и сестра были заняты сбором вещей, хотя уезжать Роуз не планировала ещё два дня. Мэттью всё ещё занимался подготовкой — настолько плотно, что Грэм даже не мог найти его, чтобы сказать, что украсть рукоять меча будет легко… если, конечно, его мать не решит взять её с собой.

Он провёл пару часов, прогуливаясь верхом, просто чтобы немного развеять скуку. Он отнюдь не предвкушал послеобеденную тренировку, поскольку он там только и делал, что сидел неподвижно, и учился любить то, как его кусают насекомые.

После обеда Сайхан привёл его на то же самое место. Он указал длинном, тонким прутом на то же самое место. Объяснений не требовалось. Грэм сел, и замер.

Это был его третий день сидения. После первого раза он научился тому, чтобы занимать удобное положение с самого начала, поскольку ему не было позволено двигаться или менять позу. Лучше всего работала поза со скрещенными ногами, но его задница всё равно немела. Грэм знал, что когда ему позже позволят встать, ноги у него будут гудеть, а колени будут скрипеть от боли. Ноющая боль в пояснице, которую он заработает, также не была чувствительной. Для человека его возраста эти ощущения были незнакомыми.

«Тут есть какая-то хитрость», — подумал он, когда миновал первый час. «Может, он ждёт, что я начну сопротивляться, откажусь сидеть. Он же не может всерьёз хотеть тратить четыре или пять часов на то, чтобы смотреть, как я молча сижу». Учителя он видеть не мог, но знал, что Сайхан был рядом, стоя позади, где-то за пределами его бокового зрения.

«Может, я проваливаю проверку, сидя здесь. Может, мне надо отказаться, проявить решимость».

Он попытался подняться, чувствуя, как отсиженные ноги отказываются повиноваться — а затем упал, переворачиваясь, когда ощутил резкую боль в пояснице. Перекатившись, он увидел своего наставника, стоявшего с прутом в руке.

«Он ударил меня!»

По нему прокатилась волна адреналина, и, несмотря на онемение и покалывание, он вскочил на ноги. Энергия, которую дал ему Мэттью, таяла в течение двух прошедших дней, но он всё ещё чувствовал себя необычайно быстрым.

— Стой, — приказал его учитель.

Мужчина понаблюдал за ним мёртвыми глазами, а затем переместился вправо. Грэм дёрнулся, готовясь увернуться от следующего удара, но лишь подставился под следующую атаку, пришедшую справа. Эта пришла ему по виску.

— Садись, — приказал Сайхан.

— Да что с тобой та… — начал Грэм, но новый удар пришёлся ему по загривку, и боль лишила его способности говорить. Тут он вышел из себя, ощутив, как закипела кровь. Он снова вскочил, и двинулся в сторону, надеясь оторваться достаточно далеко, чтобы избежать ударов своего мучителя, пока сам не соберётся с мыслями.

Ещё два удара сбили его на землю, и он ощутили потёкшую по коже его головы кровь. Прежде чем он успел прийти в себя, Грэм ощутил прижавшийся к горлу кончик прута.

— Не поднимайся, мальчик. Даже не думай на меня скалиться.

Грэм сглотнул, украдкой глядя на воина снизу вверх. Лицо его было прижато к земле, и он чувствовал во рту вкус крови и грязи. Грэм открыл рот, чтобы заговорить, но остановился, когда ощутил усилившееся давление на горло.

— Я не давал тебе разрешения говорить.

Грэм замер, закрыв рот. Что-то в голосе его учителя сказало ему, что о дальнейших попытках бунта он пожалеет. «Он меня не убьёт», — сказала рациональная часть его разума, но его нутро говорило ему нечто совсем иное.

— Занимай позицию — сиди и молчи.

Он сделал так, как было велено, даже не осмелившись стереть с лица кровь, капавшую ему на глаз.

— Сегодня это была твоя первая ошибка, поэтому я дам тебе совет. Перестань думать. Это не игра, и не загадка. Я не жду, что ты догадаешься о каком-то скрытом смысле. Я здесь не для того, чтобы учить тебя думать.

Остаток дня они провели, повторяя тот же урок, что и в предыдущие два. Кровь у Грэма на лице засохла и растрескалась, заставляя его лицо зудеть ещё сильнее. В какой-то момент ближе к концу их обычного периода времени его учитель снова заговорил:

— Можешь задать вопрос.

— Почему вы хотите, чтобы я сидел неподвижно? — спросил Грэм.

Деревянный прут у Сайхана в руке дёрнулся, поднимаясь:

— Ты что, забыл первое правило?

Молодой человек ощутил холодную дрожь:

— Зайхар! — выпалил он.

Мужчина кивнул:

— Повтори вопрос.

— Почему вы хотите, чтобы я сидел неподвижно, Зайхар?

— Потому что тебе нужно учиться, — сказал старый рыцарь. — Найди вопрос получше.

Большую часть второй половины для он только об этом и думал. Быстро перебрав вопросы у себя в голове, Грэм выбрал ещё один:

— Я видел, как вы учили рыцарей во дворе замка, Зайхар, но никогда не видел, чтобы вы делали с ними вот так. Почему вы заставляете меня сидеть, а их — нет?