Юрий Ижевчанин - Книга 3. Южный мир [СИ]

Затем прозвучала красивая музыкальная пьеса и были прочитаны два стиха, созданные в результате любви. Первый из них, прочитанный Лунгом Эритайя, был танкой, но с дерзким нарушением канона.

Но общество, кроме нескольких педантов, отнеслись благосклонно. В пользу танки говорили и несколько смыслов в одном стихотворении, и прекрасная строка: "Перестрадавшее небо", восьмисложник, звучавший почти как пятисложник, который должен был здесь стоять, и передававшиеся из уст в уста другие танки, от откровенно эротических до нежных пейзажных, сложенные этим поэтом в пылу любви. Лир услышал две из них:

Словом, всё склонило ценителей в пользу молодого дарования.

Следующее стихотворение было на первый взгляд обычным восхвалением возлюбленной в форме сонета, но каким!

А под конец два молодых доктора вышли на помост, преклонили колена перед своими музами и поцеловали их руки. Художникам такой привилегии дано не было, они просто стояли в стороне, ведь они могли представить свой "товар" лицом всем, а эти — лишь ничтожному меньшинству истинных знатоков. Общество немного ворчало: "Сегодня ни одной картины или скульптуры. Зато научника сразу два. И стихи уж слишком умные. И мелодия сложная. Неужели красота стала клевать лишь на чистый разум?" Но в целом поэтическая и музыкальная части церемонии были оценены очень высоко.

Формально монахи и отшельники на церемонии не присутствовали, но фактически они могли "тайно" пробраться в школу гетер и наблюдать из келий наверху зала, чтобы ещё раз полюбоваться на своих соблазнительниц и благословить их. Считалось, что это помогает окончательно выбросить из души происшедший соблазн и сохранить лишь память об испытанном душевном подъёме. А после коронации соблазнённые святоши должны были направиться в Великий Монастырь на тяжкое покаяние. Правда, ходили слухи, что затем именно из их числа выходят высшие иерархи религии, но им хоть верь, хоть не верь. Коронуемые не раскрывали имён своих жертв никому, кроме мастериц своего цеха, поднимавших их в Высокородные, и духовника. И Монастыри с иерархами тоже молчали.

Разорённые скряги, если они были полностью морально раздавлены и не стыдились происшедшего, или же считали, что совершили лучшее вложение капитала в своей жизни, тоже имели право присутствовать на церемонии, чтобы уродством и ничтожеством своим оттенить красу и силу коронуемых. Они выходили на помост и целовали ступни своих погубительниц, а те ставили им ногу на голову. После этого бывший богач поступал на содержание своей разорительницы. Обычно их делали распорядителями хозяйства.

Ещё раз заиграла музыка, и лёгким танцевальным шагом новоиспеченные Высокородные обошли зал. Каждой из них разрешалось взглядом и изящными движениями соблазнить одного мужчину, но именно выбрав себе жертву заранее, а не пытаясь действовать на всех. Алтиросса попыталась было глянуть на Клингора, но увидела такой лёд и цинизм в глазах и такой мощный ментальный щит, что переключилась на более лёгкую и более красивую жертву: молодого художника. Несколько мгновений до переключения коронуемой хотелось проявить всю свою мощь и сломать сопротивление, а, если по-другому не получится, и личность того, кто посмел противопоставить себя ей, но она быстро преодолела это неумное желание.

Лир увидел и почувствовал этот краткий поединок, и впервые за два дня восхищённо глянул на отца. Князь уловил этот взгляд и сдержанно, но очень тепло, улыбнулся сыну. Большего они не могли позволить в высшем обществе.

Вернувшись на помост, шестеро из гетер вели за собой "жертву", которая таковой себя отнюдь не чувствовала. Это было почётно: стать первым любовником новой Высокородной. А одна из них, вернувшись, глянула на художника, для которого она стала музой, и тот, вне себя от радости, бросился к ней и поцеловал её. Впрочем, поцелуй гетеры и любовника был частью ритуала.

Затем наставницы поднесли роскошные платья, гетеры надели их и сплясали Танец цветов, по традиции завершавший праздники. На этом внутренняя церемония закончилась. После лёгкой закуски гетеры с их избранниками и со всеми присутствующими членами цеха гетер отправились в городской амфитеатр, где должна была состояться внешняя церемония.

Клингор с сыном, немного перекусив и приведя себя в порядок, тоже отправились на внешнюю церемонию. Как и было заведено, места для знати уже заняли простолюдины, и их пришлось выкупать. Вторая церемония была намного длиннее, включая спектакль, много музыкальных и танцевальных номеров и в конце опять ритуальный танец гетер, на сей раз уже всех действующих.

Затем были дни представлений, приёмов, на которые Клингор водил Лира Клинагора как своего законного и любимого сына. Лир внешне не проявлял неудовольствия, тщательно следовал правилам этикета и успешно отбивался, когда дамы пытались поставить его в тупик поэтическими цитатами и намёками. А внутри себя он собирал впечатления от высшего общества знати, куда попал впервые. Оно было совсем другим, чем собрания самых заслуженных и родовитых в его родной Колинстринне. Тор Кристрорс, его отец по духу, вместе с матерью внимательно следили за тем, чтобы, сохраняя образованность и форму, люди не сбивались на бесконечный флирт и литературные состязания. Здесь же казалось, что только этими двумя играми и занята знать. Любой разговор о делах считался крайне неприличным. Его отец по крови, конечно же, был исключением. Он отбивался, если его пытались задеть в литературных дуэлях, причём так, чтобы ответить максимально жёстко, но в рамках этикета. Многочисленные атаки дам скользили мимо него, пару раз он выбирал себе из дам любовницу, чтобы другие временно отстали. Но всякую возможность продолжения связи после единственной ночи он пресекал, и его любовные стихи, полагавшиеся наутро по ритуалу, блистали отличной формой, безукоризненной курутазностью и ледяной холодностью одновременно. Поражало Лира, что даже Великих мастеров не было на приёмах общества. Цеха жили своей жизнью, гораздо более реальной. Так что республиканские настроения Клинагора ещё больше укрепились.