Алан Прог - Книга Пророков

«Вот, значит, в чем состояло мое задание, — горько усмехнулся Рой. — Гнилой город! Здесь все прогнило до мозга костей, как в Ниане — в том городе, что когда-то служил тайным прибежищем адептов Нечистого, городе, из которого они творили свои темные дела. История повторяется! Не Ниана, так Нагрокалис, не Нагрокалис, так какой-нибудь другой. Заразу следует выжечь с корнем, только тогда можно быть спокойным за судьбу Атвианского союза».

Теперь все встало на свои места. Но почему, почему так поздно, когда уже нельзя вернуть упущенного времени, когда, быть может, остались лишь считанные часы до лютой смерти?

Разумеется, Демеро не мог сказать все открытым текстом — и стены имеют уши, — кроме того, аббат, видимо, был не вполне уверен в своих предположениях. Конечно же, он надеялся, что вновь назначенный начальник стражи сам поймет, что к чему… Рой Дигр, священник, киллмен впервые в жизни был готов рвать на себе волосы…

Его выволокли из замка и потащили по улице, словно бродячего пса, приговоренного к смерти сворой жестоких мальчишек. Жители глазели на него с нескрываемым любопытством. Некоторые указывали пальцем и зубоскалили: мол, что заработал, то и получил, и поделом тебе, отче. Во всех глазах читалась злоба.

Но, помимо унижения и боли, киллмен чувствовал еще кое-что. Сперва он не хотел признаваться в этом, гоня от себя неотступные мысли. Но, в конце концов, сдался. Его сознание контролировалось чужой волей. И настолько тонко, что почувствовать это было почти невозможно.

Рой и не чувствовал. Обычного для ментальной атаки раскаленного обруча, сжимающего виски, не было и в помине; мысли ничем не отличались от обычных, каждодневных, разумеется, с поправкой на ситуацию; посторонние голоса также не тревожили священника. И все же…

Все же некая сила терзала мозг Дигра, терзала медленно, методично, по-видимому, считая, что имеет времени в избытке. Она не торопилась. Каждый шаг был столь завуалирован и точен, окружен столь мощными барьерами и щитами, что его едва можно было уловить.

В одном древнем манускрипте Рой прочел об изощренной пытке, которая, как утверждал безвестный, но сведущий автор, применялась задолго до Смерти. Жертву обривали наголо, а потом накладывали на голову кусок сырой кожи, изрядно снабженный каким-то клейким раствором. Некоторое время несчастный не испытывал физических страданий, но потом, когда волосы начинали расти, появлялась невыносимая боль, ведь они росли вовнутрь… Священник чувствовал, что к нему применяют нечто очень похожее.

Боль придет, страшная, невыносимая, от которой не будет спасения. Это так же неизбежно, как смерть. И что же потом? Те, кому накладывали сырую кожу, в большинстве своем погибали в страшных муках. А те немногие, кто оставался жить, теряли разум и превращались в послушных скотов, готовых выполнить любую волю хозяина.

«Если встанет выбор, — решил Дигр, — я найду способ умереть. Даже если под рукой не окажется ничего, что способно принести смерть». Рой прекрасно знал, что мощным волевым усилием он способен остановить собственное сердце.

Резиденция городского головы — массивный дом, сложенный из неотесанных каменных глыб, — выходила на Площадь Правосудия. По задумке неизвестного градостроителя, площадь предназначалась для публичных казней или праздников, и потому три улицы, впадающие в нее, словно извилистые речушки — в море, были настолько узкими, что на них с трудом удавалось разойтись двум путникам, а уж тем более наездникам на лорсах. Стоило лишь поставить несколько деревянных треног — и проход оказывался наглухо заделан. Так что дерзкий преступник, коему удалось бы перебить конвой, имел бы мало шансов улизнуть. А если потребуется — с помощью десятка воинов здесь удастся удержать и не выпустить назад, к домам многотысячную толпу.

Площадь была окружена массивными зданиями, одно из которых, разумеется, служило тюрьмой, в другом располагалась казарма, где обитали наемники градоначальника, а два других использовал сам правитель — в качестве резиденции и для хозяйственных нужд.

Доподлинно не известно, для чего предназначались эти здания в старину. Но, скорее всего, и пять веков, и двенадцать назад такая планировка площади была вполне оправданной. В те времена здешний народ отличался крутым нравом — по крайней мере, так утверждали легенды и сказания, любовно систематизированные и разложенные по полкам архивариусами Аббатств. Толпа, собравшаяся поглазеть на кровавое зрелище, вполне могла попытаться отбить осужденного, если тот вызывал какую-то особенную симпатию или же приговор казался несправедливым…

Но времена изменились, и Нагрокалис, некогда бывший одним из варварских городов-государств, был покорен Атвианским союзом. Публичные казни отошли в прошлое, по улочкам больше не вели к эшафоту осужденных, и земля площади Правосудия приобрела наконец свой естественный черный цвет.

Время, время… Ты течешь, словно полноводная река, и нет тебе преград, и нет у тебя господина. Ты вбираешь в себя мудрость поколений, ты убиваешь или милуешь, ты подвергаешь забвению. Кто предскажет, что сотворишь ты в следующее мгновение? Кто знает, на чей берег выбросишь ты щепку, имя которой Человек…

Едва выйдя на площадь Правосудия, Дигр почувствовал, как земля выкатывается у него из-под ног. Он словно провалился в древние времена, где жизнь человеческая стоила ничуть не больше, чем колосок пшеницы или наконечник стрелы. Священник словно слышал, как глашатаи созывают народ, как гремят огромные барабаны, предвещая кровавую феерию. «Именем прокуратора… — звенело в ушах, — нечестивец по имени Варраван приговаривается к…»

Из оцепенения Дигра вывел грубый тычок под ребра:

— Еще наглазеешься, — глумливо сказал наемник, — для тебя приготовлено, отче!

На площади возвышался эшафот, покрытый алым сукном. Наверху переминался с ноги на ногу палач, облаченный, как и положено, в кроваво-красный кафтан, увенчанный глухим капюшоном с прорезями для глаз. Верзила недовольно покрикивал на двух плотников, пытавшихся вертикально установить столб с тележным колесом наверху. В руках у заплечных дел мастера покачивалась здоровенная секира, лезвие которой было украшено странными знаками.

На ходу священник различил один из них: по ложбинке, предназначенной для стока крови, была пущена темно-синяя змейка, на голове которой красовалась корона. Знак мастера Голубого Круга С’таны! Вот, значит, кто за всем стоит!

Однако эшафот оставался все еще чистым — похоже, первых жертв слуги темного мастера привести сюда еще не успели.

Наемники подошли к массивной двери, и Кирг несколько раз ударил кулаком в толстые доски. Лязгнул засов, и на пороге появился слуга с палашом на перевязи: