Майкл Салливан - Эра войны. Эра легенд [3-я и 4-я книги серии] [сборник litres]

Телега снова остановилась.

Хорошо. Во время движения у Сури не получалось отстраняться от происходящего, а когда коробку не трясло, можно было закрыть глаза и представить, будто находишься в широком поле или другом приятном месте.

Иногда видения помогали, и девушка немного расслаблялась, однако большую часть времени сидела, сжавшись в комок и отчаянно стиснув кулаки, а порой с силой, до слез, кусала себя за руку. Лучше боль от укуса, чем полная потеря самообладания, – в такие моменты она бросалась на прутья клетки или скребла деревянный пол. Ей хотелось думать о клетке как о пещере, залитой солнечным светом. Из-за несмолкаемого шума голосов сосредоточиться никак не получалось.

– Это и есть рхунка?

– Что за уродина!

– Почему на ней одежда?

– Смотри, у нее татуировки. Не иначе, боевые. Говорят, перед сражением рхуны раскрашивают лица. Думают, станут сильнее.

– Они пьют кровь животных и врагов. Вырывают у них сердца и съедают сырыми.

Сури попыталась представить, будто у входа в пещеру верещит стая кроликов, – ничего не вышло. У кроликов и то больше ума. Выждав несколько минут, она решилась открыть глаза.

Вокруг клетки толпились фрэи с искаженными от омерзения лицами. За их спинами вздымались стволы огромных деревьев – Сури никогда не видела таких гигантов, даже Магда была меньше. Одно дерево отсутствовало, вместо него торчал широкий пень. Каменные ступени вели на холм, на котором возвышалось увенчанное куполом здание с колоннами. На другом холме располагалось похожее сооружение, только более сложное – с балконами, окнами и пристройками. Между холмами раскинулся ухоженный сад с тропинками, кустами, ручейками и цветочными клумбами. В центре сада стояла высокая стена с дверью.

Ни Мовиндьюле, ни Трейи не было видно. Телегу охраняли воины в золотых доспехах и шлемах в виде львиных голов. Раздался лязг, телегу тряхнуло. Через мгновение Сури увидела, как конюх уводит распряженную лошадь.

Приехали.

Мысль пронзила сознание, заставила сосредоточиться. Паника никуда не делась, но девушке немного полегчало.

– Ее поймал принц Мовиндьюле, – сказал один из фрэев, – привез с границы.

– Зачем?

– Не знаю.

– Все рхуны так выглядят? Почему мы не можем выиграть войну, если они такие жалкие?

– Где принц?

– Ушел во дворец.

– Фу, от нее воняет.

– Кажется, она спит в собственном дерьме.

– Это же просто безобразная неразумная тварь в платье.

Сури совсем не так представляла свой приезд в Эстрамнадон. Она думала, что въедет в город, высоко подняв голову и с дружелюбной улыбкой на устах. Ей хотелось убедить фрэев, что рхуны – просветленные, цивилизованные люди, и доказать это своим видом, манерой держаться, владением Искусством и учтивой речью на изысканном эстрамнадонском наречии. Вместо этого она злобно глянула на обидчика и произнесла:

– А ты – бридиит эйн мер .

В свое время Арион отказалась объяснять смысл этих слов, однако они произвели желаемый эффект.

Фрэи вытаращились на Сури, открыв рты от изумления. Толпа со страхом отступила назад.

Один из воинов ударил копьем по прутьям клетки. Металлический лязг напомнил девушке, что она в тюрьме. Ее затрясло. Обхватив колени руками, она спрятала голову, закрыла глаза и попыталась забиться поглубже в пещеру – просторную глубокую пещеру, залитую солнечным светом.

Величественный тронный зал никогда не производил на Мовиндьюле большого впечатления. Он считал его слишком уж… фрэйским. Провидец Каратак, даровавший Гилиндоре Фэйн рог Феррола, создал Лесной Трон, сплетя воедино шесть разных деревьев, по числу сословий, а спустя тысячелетия вокруг построили зал. Трон разросся в высоту и ширину; могучие ветви уперлись в стены, словно деревья пытались выбраться из тесной клетки, отверстие в куполе было скрыто густой листвой. Умалины и эйливины считали, что трон призван олицетворять единение с природой, на вкус же Мовиндьюле он выглядел чересчур деревянным. По его мнению, Каратак перестарался.

– Добро пожаловать домой, – промолвил фэйн, восседающий на неудобном бугристом сиденье.

Правитель фрэев был не один; по обеим сторонам от него вытянулись Сайл и Синна. В зале присутствовали Вэсек, первый министр Мэтис и командующий Тараней.

– Я привез тайну драконов, мой фэйн.

Мовиндьюле и сам не знал, почему обратился к отцу столь официально. Наверное, так звучало более по-взрослому.

Лотиан не сводил с него пристального взгляда. Принцу сделалось не по себе. В глубине души он ожидал, что отец обрадуется его возвращению, – глупая, несбыточная надежда, ведь тот никогда не проявлял восторга или гордости при виде сына. По городу ходят слухи, будто из-за войны фэйн стал опасно неуравновешенным, почти безумным, вспомнил Мовиндьюле. Возможно, так оно и есть.

– Все вон, – распорядился Лотиан. – Оставьте нас наедине.

В зале не имелось сидений, кроме трона, поэтому принцу пришлось смущенно переминаться с ноги на ногу. Фэйн в мрачном молчании ждал, пока его подданные покинут зал. Вэсек выходил последним; он осторожно прикрыл за собой дверь, и отец с сыном остались вдвоем.

– Я всегда считал тебя бездарем, – презрительно произнес Лотиан. – Ты казался мне жалкой заменой Пиридиана, тот был во всех отношениях безупречен. Ты знал это? Вряд ли. Тем не менее, ты родился принцем, поэтому все старались сделать твою жизнь безоблачной, лишенной трудностей. Тебя ограждали буквально от всего, даже от родного отца. Кажется, Феррол меня ненавидит. Он дал мне мать, случайно получившую титул фэйна, однако не удосужившуюся вовремя умереть, и никчемного сына – вечно хнычущего, ленивого, избалованного, заурядного, себялюбивого слабака. Это правда, что ты до десяти лет боялся темноты и засыпал только с горящей лампой?

– Да, – ответил Мовиндьюле, не видя смысла лгать.

Он до сих пор спал со светом, просто в десять лет научился сам зажигать лампу.

– Понятно, – усмехнулся фэйн.

За последние годы Лотиан заметно сдал: будучи правителем, он принимал близко к сердцу каждую дурную весть, и эта ноша оказалась для него непосильной. Его плечи поникли, он сгорбился, а что хуже всего – отпустил волосы, белые и ломкие, как сухая трава. Фэйн не мыл и не стриг их, в результате они висели сальными патлами. Кроме того, он, судя по всему, почти не спал; глаза покраснели и припухли. По мнению Мовиндьюле, отец походил на ходячего мертвеца, – точнее, сидящего и жалующегося на жизнь.

– А потом началась война. Вот чем Феррол увенчал мое долгое восшествие на сей неудобный трон! – Лотиан откинулся на спинку из полированной коры, которая, действительно, выглядела крайне жесткой, и хлопнул ладонью по подлокотнику. – Он любил мою мать: даровал ей красоту, мудрость, Искусство и невиданный успех. После Гилиндоры Фэйн твоя бабушка стала самой прославленной правительницей в истории, настоящей живой легендой и, в довершение всего прочего, моей матерью. – Фэйн засмеялся безумным смехом.