Майкл Суэнвик - Мать железного дракона

— Вот та, чье присутствие я ощутила, — объявила карга и, опустив посох, задула фонарь.

В голове у Кошки прояснилось. Ноги и руки снова слушались.

— Бродяжка. — Вид у эльфийки сделался брезгливый. — Но все-таки у нее в крови железо, а мы в отчаянном положении. Хорошо хоть она попалась.

— Хватит болтать. Времени мало, — отрезала карга и повернулась к Кошке. — Милочка, для тебя есть работенка. Опасная, но заплатим хорошо. Что скажешь?

Кошка скрестила на груди руки и ничего не ответила.

— Артачишься? — Карга постучала когтистым пальцем по фонарному стеклу. — Я снова могу прибегнуть к принуждению. Если придется — так и сделаю.

Ее спутница сердито нахмурилась:

— Попридержи язык, Грималка. Нужно, чтобы она помогала добровольно. — И эльфийка обратилась непосредственно к Кошке: — Чего ты хочешь? Золота? Получишь больше, чем тебе, оборванке, снилось. Секса? Любые твои желания, три дня кряду, дай только смениться. Наркоты? Выбирай — вдоволь кокаина, лунной пыли или кошмара, чтобы месяц не вылезать из прихода. Говори, чего тебе надо.

Кошка по-прежнему держала руки скрещенными на груди — чтобы ненароком не заехать стерве в надменное точеное личико.

— Закончила?

— Да.

— Мне нужно уважение . Столько, сколько ты сама рассчитывала бы получить на моем месте, и ни единой любезностью меньше. Обойдись кто-нибудь с тобой подобным образом, что бы ты сделала? Как ответила? Какую бы жестокую месть сейчас замышляла? — Кошка вспомнила строгую манеру, которую ее мать приберегала для самых близких друзей. — Знай же, что до сего дня даже подлейшие отбросы общества, с коими случалось мне трапезничать, обходились со мной почтительнее, чем ты в своих словах и тем паче поступках.

Белоснежное фарфоровое лицо исказилось от гнева. Но эльфийка сдержалась.

— Я… Прошу прощения, госпожа моя. Начнем сызнова. Я фата Нарцисса, де-факто госпожа Дома Сиринкса [48], офицер запаса в войсках Ее Отсутствующего Величества и врач-архимаг на службе Железнодорожных Владык.

— Кошка.

Словно услышав наилюбезнейший из ответов, фата Нарцисса коснулась здоровой рукой Кошкиного предплечья:

— Ты наполовину смертная. Я тоже нечиста — иначе не могла бы заниматься своим ремеслом. Моя мать была окторонкой, а я квинтронка и невосприимчива к холодному железу, хоть и обладаю истинным именем, в отличие от остальных предков по материнской линии. — Нарцисса бросила через плечо: — Возвращайся к пациентке. Сделай все возможное, чтобы облегчить боль. Нам понадобятся инструменты. Разыщи их.

Карга молча повернулась и, хрустя щебнем, поднялась на насыпь.

— Смотри мне в глаза, — велела фата Нарцисса. Глаза эти были темными, словно два океана, и такими же глубокими. — Мое истинное имя…

— Нет! — вырвалось у Кошки.

Истинное имя давало власть над его хозяином. Зная его, можно было потребовать чего угодно. Убить одним словом. Такой ответственности Кошка не желала. Особенно когда дело касалось незнакомки.

— Аэруго. Это значит «ржавчина».

На краткое, словно удар грома, мгновение Кошка увидела проступивший под кожей Нарциссиного лица череп, серебряный огонь, бегущий по ее нервной системе, а за всем этим — Бездну. Потом реальность вернулась в норму.

— Теперь ты и я — как сестры. Во всем буду я тебе содействовать. Врагов твоих буду я изничтожать, соперников твоих — порочить, карманы твои — наполнять. А если понадобится что-нибудь из одежды, можешь без спросу рыться в моем шкафу.

— Не знаю, что тебе нужно, но такой ценой… не может же оно того стоить? — потрясенно сказала Кошка.

Нарцисса подхватила ее под руку и повела вперед вдоль состава.

— Никаких больше вопросов, все объясню по ходу. Как сказала куртизанка юному любовнику: «По-моему будет проще».

Эсме вприпрыжку двигалась за ними, то отставая, то забегая вперед.

— Огненные духи скрытны. Я знала, что Олимпия беременна и близится ее срок, но она уверила меня, что… Так вот, мы призвали новенький локомотив, который станет вместилищем для новорожденного духа. Он прибудет сюда через час. Но кризис, так или иначе, разрешится раньше. В случае положительного результата нам придется вмешаться. Я буду говорить с духом, а ты — охранять дверь чрева и не пускать его. В обычной ситуации я бы делала и то, и то, но… моя рука. Сможем отсрочить рождение — все доживем до рассвета. А нет, так после взрыва останется только кратер.

Кошка застыла на месте. Эсме, воспользовавшись паузой, плюхнулась на землю и откопала в рюкзачке свою тряпичную куклю. Кошка хотела выхватить ее и крикнуть девчонке, чтоб со всех ног бежала подальше от поезда, но Нарцисса, уловившая ход ее мысли, вскинула ладонь:

— Вряд ли твое дитя в отпущенное нам время успеет убежать за пределы радиуса взрыва.

— Радиуса… взрыва?

— Даже новорожденный огненный дух — создание колоссальной мощи. Он еще не привязан толком к этому миру, и его надо… — начала было Нарцисса, но потом воскликнула: — А! Чума с градом! — Потому что вокруг все замерцало и заколебалось.

На них повеяло незримым ничто. Кошке показалось, что она идет против сильного горячего ветра, хотя воздух оставался прохладным и недвижным. Она шла с трудом и все медленнее и медленнее, хотя прикладывала все больше усилий. Продвижению словно бы противилось само бытие. Лицо обдувало порывами нереальности. Воздух сверкал, а рельсы извивались сияющими металлическими змеями. Эсме со смехом хлопала в ладоши.

— У нас меньше времени, чем я думала, — сказала Нарцисса. Ее слова прохладными пузырями вылетали в благоухающий жасмином воздух. — Нужно действовать, и действовать быстро.

Потом она остановилась. Остановилась. Потому что они пришли. Пришли. Пришли на место.

Локомотив лежал на боку — черная железная туша, выброшенная на бесплодный берег бытия. В то же время Кошка видела его как титаническую женщину — великаншу, а может, богиню, — сотканную из бурлящего дыма, огня и пара, бесстыдно обнаженную. Видение повернуло голову и уставилось на нее немигающим глазом, расположенным посреди лба. На лице великанши застыло такое же надменное и отстраненное выражение, какое бывает у драконов, но еще в нем читались спокойствие и боль. Ее величие не тронула злоба. Кошке пришлось взять себя в руки, чтобы не упасть на колени.

— От этой несет скверной. И она видит меня без брони. — Голос у огненного духа оказался удивительно мягким. От гигантского тела исходил сильный жар, и Кошка внезапно поняла, что обильно потеет. — Нет конца моим униженьям.

— Госпожа, я…

— О благороднорожденная, эта женщина — наполовину смертная, — вмешалась Грималка, которая волокла длиннющий сундук с себя размером. — Лучше бы нам, конечно, полноценного смертного с железом в крови. Но уж приходится работать с тем, что есть.