Лин Рина - Книжные хроники Анимант Крамб [litres]

– А теперь скажи мне, Анимант, – сказала она, и тетя Лиллиан, стоявшая рядом со мной, захихикала, как молодая девушка, – кто этот мистер Бойль, о котором моя невестка отказывается рассказывать, – потребовала мама подробностей, и мой желудок сжался в тугой узел.

Она знала про мистера Бойля. Моя жизнь кончена.

Никогда в жизни я так с нетерпением не ждала конца обеденного перерыва, как сегодня.

Мама до мельчайших подробностей расспрашивала меня о мистере Бойле, то, что тетя не хотела раскрывать ей никаких подробностей без моего согласия, только еще больше распаляло ее любопытство.

Она спрашивала меня о его внешности, предпочтениях, профессии и еще многих других вещах, на которые я по большей части не могла ответить вообще, так как мы знали друг друга недостаточно долго, чтобы обсуждать такое.

– Ты влюблена в него, Ани? – однако это был самый важный вопрос из всех, и глаза моей матери засияли, как летнее солнце, а у меня так пересохло в горле, что даже чай не смог помочь.

Я не ответила на этот вопрос ни ей, ни себе самой, я не была уверена, что мне нужно ответить на этот вопрос утвердительно.

В конце концов, я не знала. Я никогда раньше не влюблялась, и у меня не было ни малейшего представления о том, что я должна была чувствовать, когда действительно влюблюсь. Как я могу понять это, если мне не с чем сравнивать?

Я вернулась в библиотеку, и оставшиеся часы моего рабочего дня провела, сортируя документы мистера Рида и убираясь в помещении, через которое можно было попасть в поисковую машину и которое, очевидно, предназначалось для таких сотрудников, как я.

Я просмотрела все ящики, по большей части заполненные пожелтевшими бульварными листками, упаковками и всяким прочим хламом. Помимо этого, я также нашла маленькие не работающие карманные часы, шесть книг, на три из которых были прикреплены металлические таблички, и две консервные банки с запеченной фасолью. Затем я обнаружила еще два стула, один из которых стоял на трех ножках, шкаф с посудой и еще целую кучу дров для маленькой печки.

Когда я заметила чайник между запыленными кружками, от радости я почти забыла о внутренней злости на свою мать.

Но только почти.

Вечер прошел именно так, как я и опасалась. Мама подговорила тетю Лиллиан, и они обе решили не оставлять меня в покое, пока я не соглашусь пойти с ними на небольшой концерт. У меня не было выбора, я позволила матери привести себя в порядок и едва избежала ее претензий по поводу более тугой шнуровки моего корсета, только заметив, что мы не встретимся с мистером Бойлем сегодня вечером. Он сообщил мне, что должен много работать, и потому мы не сможем увидеться с ним до среды.

Концерт был сыгран посредственным струнным ансамблем, пьесы подобраны нелогично, а стулья были настолько мягкими, что у меня заболела спина.

Единственным лучом света оказалось появление Элизы Хэммильтон, которая подошла ко мне в перерыве и без лишних слов протянула бокал с пуншем, который был крепче, чем я себе могла позволить.

– Твоя мама приехала в Лондон, потому что соскучилась по тебе? – скептически спросила Элиза, весело приподняв брови.

– По крайней мере, она так говорит. Но, я думаю, ей просто стало скучно, и поэтому она решила подпортить мне жизнь, – раздраженно ответила я, радуясь тому, что могу в этом довериться подруге. – Она не даст мне больше ни одной свободной минуты, а теперь, когда еще и тетя на ее стороне… – продолжила жаловаться я, и Элиза только тихо посмеялась.

– Может, тебе стоит воспользоваться случаем и проявить свою волю, – предложила она и сделала небольшой глоток пунша.

– Это не очень хорошая идея. Моя мама обидится, тетя заступится за нее, а дядя подчеркнет, как великодушно было с его стороны позволить мне жить у него. – Я отвергла ее предложение и отпила большой глоток из собственного бокала, что было не очень элегантно, но вполне необходимо. Алкоголь обжег горло, но я лишь на мгновение скривила лицо, а затем украдкой взглянула на маленькую группу, в которой стояли мать и тетя Лиллиан, они беседовали с миссис Гленвуд, старой подругой моей тети, на вечере которой неделю назад я познакомилась с Элизой.

– Тогда, моя дорогая, ты должна либо найти способ как-то перетерпеть присутствие своей матери, либо найти себе новое жилье, – сказала Элиза и весело посмотрела на меня, со скрытой усмешкой в левом уголке рта.

Я просто вздохнула и одним движением опустошила бокал.

– Мне нужно еще, – фыркнула я, а Элиза хихикнула.

– Ты не представляешь, как я тебя обожаю, – засмеялась она, и ее ледяные голубые глаза заблестели в свете люстры, свисавшей с потолка. Она взяла мой бокал и с сияющей улыбкой направилась к столику, на который организаторы концерта поставили новые бокалы с пуншем.

Я выпила еще два бокала, выслушала жалобы Элизы на моду нынешнего времени и после концерта взяла записку с названиями книг, которые ей были нужны для учебы и которые я могла для нее достать.

Мое настроение во вторник утром было не лучшим. Во-первых, это было связано с тремя бокалами пунша, которые сейчас сдавливали мою голову, а во-вторых, с моей матерью, которая всегда была ранней пташкой и с того момента, как я спустилась по лестнице к завтраку и еще не вышла из дома, продолжала разговаривать со мной. Каким чудесным был вчерашний вечер, как изысканно были одеты люди в Лондоне, как приятно с ними было разговаривать и что сегодня вечером мы обязательно должны снова куда-нибудь пойти.

Я никогда не видела свою мать настолько энергичной. Сельская жизнь не давала много поводов шикарно одеться, а количество людей, которых можно было встретить на таких мероприятиях, ограничивалось небольшим количеством семей.

Моя мать уже планировала наш гардероб на сегодняшний вечер, и даже тетя Лиллиан, казалось, была совершенно спокойна, потому что у нее наконец появилась компания в лице моей матери, которая так же, как и она, любила выходить в свет.

Я упомянула, что подумываю отказаться от участия в том, что бы они ни задумали, и они хихикнули, словно я пошутила. Мама сказала, чтобы я не нагнетала, а тетя Лиллиан шутливо назвала меня ворчуньей и отругала за то, что я, в отличие от мамы, на прошлой неделе ни разу не предложила ей куда-нибудь сходить.

– Да, она такая. Ее нужно заставлять радоваться, – сказала мама тете Лиллиан, чем разозлила меня. Как можно в такой ранний час быть такой бодрой?!

Я молча съела свой тост с запеченными бобами и три пряных кекса, хотя меня все еще тошнило от чрезмерного удовольствия – от вчерашнего пунша. Но еда успокоила меня, и я выбежала из дома еще до того, как пришло время.