Елена Кисель - Немёртвый камень

А если силы нужно влить — тут можно прибегнуть к артефактам из березы или рябины, такой уж характер у этих деревьев: вливают чистую, светлую энергию в жилы, как сок. Попробуй еще сотвори из них какой-нибудь темный артефакт. Убить кого-нибудь — это лучше к дубу, но он для этого слишком тяжеловесен и задумчив, медлителен в реакциях… вяз подойдет больше. Вообще же деревья слишком благородны, потому что сами принадлежат к миру живых. Убивать всегда лучше металлами — оттого-то они включены во многие боевые артефакты.

Из металлов только солнечное золото и чисто-строгое серебро недолюбливают коварство и противятся причинению вреда — но это не беда, их всегда можно перебить камнями.

Это — маленькие идолы артемагов. Воплощение столетий и нерушимой вечности, самая прекрасная аллея в саду предметов. Только артемаг может сказать, для чего было создано это разнообразие — или, может, кто-то вообразил, что для того, чтобы служить украшениями, материалом для отделки зданий и кладбищ, дурацкими, ничего не значащими амулетиками? Вечность, сама вечность дышит в этих созданиях земли, а вы строгаете их кусками, пропускаете через них глупые шунты, «чтобы было красивее», дробите, убиваете природную силу…

Цитрин! Желто-оранжевый, как глаза хищника — ложь в каждом изгибе прихотливых линий, готов помочь своему владельцу выиграть в любом споре и сплести любую интригу.

Малахит! Мягкий и податливый, живой и радостный, как трава, может, из-за цвета он благороден, как деревья — всегда будет на страже благополучия твоих детей, и если ты хочешь, чтобы кто-то из твоих родных забыл свои горести — ты всегда можешь передать им частичку своего мужества и счастья через этот камень.

Сардис, бирюза, жадеит, перламутр, яшма, оливин — бесконечны виды, оттенки, свойства. И — алмаз, король артемагии, сияющий всеми цветами, позволяющий любые комбинации энергоузлов…

Все живы, и это — жизнь первая, «предназначение».

Вторую жизнь в вещь вливают руки мастера. Под резцом, под прессом, под кузнечным молотом — обретается форма. И энергетические нити прочнеют, потому что вещь получает свой смысл , уже от нее не зависящий, но задуманный человеком. Будь то книга или погремушка для малыша, или часть упряжи, или меч — они пробуждаются, когда получают свой замысел, и это — жизнь вторая, «существование».

А потом вещи пускаются в путешествие. У некоторых оно неинтересно: к ним не прикоснутся ничьи руки, они не услышат голосов, просто пролежат в чулане, пока их не вышвырнут в печку. Другие вещи впитывают кровь своих жертв и, лежа в теплых ножнах, каждый раз приращивают силу… а некоторые удостаиваются любви или даже поклонения, и проходят сквозь века, обретая мощь от памяти или возраста, сохраняя знания о каждом человеке, который с ними соприкасался…

Оттого ли старые вещи обладают таким обаянием? Торговцы антиквариатом знают эту тайну, или догадываются, только никому не говорят… а в их лавочках копится год за годом такая мощь, что ее не стоит любая из армий. Если бы люди могли видеть настоящую ценность того, что иногда у них лежит по чердакам… Или нет, живет на чердаках: это жизнь третья — «путь».

И когда вещь со своим предназначением, существующая в замысле формы, прошедшая свой путь — попадает в руки к артемагу — тут начинается самое интересное. Процесс творения — вернее, со-твочества. Потому что артемаг должен прислушаться к себе и к предмету, который держит в руках, и увидеть все три его жизни, и сделать так, чтобы он получил над-жизнь , четвертую, высшее предназначение, приравнять предмет к человеческим существам, мыслящим, заставить его не шептать, а звучать в полную мощь…

Энергетические нити оказываются связанными в узлы и напоёнными магией. Сила предмета, его опыт — получают направление. Сверх-цель. Смысл жизни, который артефакт — теперь уже артефакт — начинает выполнять.

Но случается так, что приходят… им нет имени, пусть они и называют себя артефакторами. Хотя лучше бы назывались — деартефакторами. Уничтожители — ещё ближе.

И тогда все прекрасное, пройдя целых четыре жизни, обращается в прах.

— Учитель, почему так?

Берцедер скривил губы и тронул пальцем останки изящной вещицы на столе. До своей смерти эта подвеска дарила радость, продлевая жизнь и оберегая от болезней — пока ей на жизненном пути не попалось звено Одонара. Он почти мог слышать ее внутренний крик, когда мощный импульс энергии разорвал в клочья энергетические узлы, раскромсал и убил нити, которые образовывались сотнями лет — в течение всех жизней. Убийцы. Не лучше Холдона — тот твердил, что бессмертия нет, упорно его достигая при этом, а разгадка-то всё время была рядом.

Бессмертие — есть. Но оно — не в мире людей или магов, а в более сложном, высоком и изысканном.

— Почему так, учитель? Они этого не видят?

Яспис, самый младший из его учеников. Семь лет и три месяца. Очень хорошие способности — да и как тут иначе…

— Не видят. Но это только потому, что не хотят. Я говорил тебе уже: у каждого артемага есть дар слышать вещи. У некоторых он мал. У некоторых, как у Холдона — велик. Только нужно их слушать. Смотри, — он берет со стола ракушку, большую, сияющую перламутровыми оттенками. Протягивает белобрысому сорванцу. — Что она говорит?

— Ух! — задохнулся, как при виде лучшего лакомства. Цапнул с ладони, поднес к личику, сосредоточился, вслушиваясь. — Это из внешнего мира, да? И там, где она родилась, было очень тепло. И она попала к одному рыбаку, который подарил ее какой-то девушке, а девушка была очень сварливой, — засмеялся. — Говорит, могла ворчать дни напролет. А про контрабандистов эта вещь почти ничего не помнит…

Голос его перешел в чуть различимое бормотание: увлекся услышанным. Берцедер усмехнулся умиротворенно, глядя на сосредоточенно нахмуренные брови. Вспомнилось, как сам впервые погрузился в невероятный мир предметов, как учился выговаривать «вещь» как нечто драгоценное — первая наука, которую он сейчас дает своим ученикам…

Осколки убитой подвески он бережно собрал и завернул в платок. Некоторые камни еще можно использовать как основу под другие артефакты, но что это — все равно что пришивать человеку конечности от трупа. Они все равно будут помнить смерть.

— Смотри и слушай, — сказал он Яспису перед тем, как выйти из комнаты.

В Ниртинэ нынче было немного народа. Это даже вообще не было Ниртинэ: помещение его школы, так тщательно замаскированное на севере страны, в Хелденаре, пришлось покинуть пару месяцев назад: слишком уж часто в тех окрестностях стал мелькать силуэт Витязя Альтау. Встреча была делом времени, и при помощи союзников из Семицветника Нитринэ всем составом перебралась сюда.