Елена Кисель - Немёртвый камень

А Кристо всё не мог сказать ни слова. Это было так, будто у него из сердца один за другим вырывают куски, то побольше, то поменьше. Сначала Гиацинт, потом Макс, потом Дара, Мечтатель, теперь вот Бестия еще… что ей надо? А, согласие. Ну, это можно без слов: он заставил себя один раз наклонить голову и подошел к лежащему на земле Витязю. Больше к нему так никто и не осмеливался приближаться.

Фелла Бестия подняла меч, которым Витязь не собирался пользоваться — тот самый, сотворенный из старого ножика несколько месяцев назад на поле Альтау. Потом, закрыв глаза, чтобы не бросить последнего взгляда на Экстера (потому что не смогла бы оторваться и знала это), она слепо шагнула в строй воинов по направлению к войскам Лютых Ратей…

Один шаг — больше не смогла. Сзади захрипел Экстер, будто в него всадили еще один кинжал, и Бестия оказалась на коленях рядом с ним еще раньше, чем успела подумать, что не должна делать этого. Последняя краска сошла с лица Мечтателя, его ладонь холодела под рукой Кристо, и только когда рядом оказалась Фелла, словно откуда-то изнутри по венам разлилось слабое тепло, Экстер приоткрыл глаза.

А Кристо вдруг понял, что может говорить, и понял, почему. Просто раньше нужных слов не было, а теперь они возьми да и появись откуда-то, вместе с осознанием того, что нужно делать… всем.

— Вы оставайтесь с ним, — сказал он, и у него тоже был не свой голос, только не хриплый и пугающий, а чересчур уверенный и ясный. — Он умрет без вас. Вы же его якорь.

Он повернулся туда, где стояли Лютые Рати и ждал своего противника Шеайнерес. Плечи распрямились сами собой, так, будто собирался лететь туда на крыльях… И Фелла даже сквозь пелену слез рассмотрела его переменившуюся осанку, а может, на лице что-то такое тоже было, из-за чего она поняла, что он собирается делать.

— А… ты?

— А я — его ученик.

Его никто не удерживал. Из тех, кто стоял ближе и мог слышать их разговор. То ли, не смогли приспособиться к ситуации, которая менялась уж слишком быстро и непредсказуемо, то ли просто поняли, что его бесполезно останавливать. Когда он шел через ряды артефакторов, они расступались перед ним молча, и у них на лицах было… понятия он не имел, что там было у них на лицах, у него перед глазами лежала только его дорога, а в мозгу будто брезжил свет. Становилось ясным все, о чем он раньше попросту не задумывался: и Мечтатель, отдавший ему свою Рукоять, и иглец, которому помешала простая оглобля, и их занятия в саду артефактория, где Экстер Мечтатель повторял ему о том, что нужно просто хотеть спасти что-то дорогое — а силы уж как-нибудь появятся… Он шел, только ускоряя шаг, и среди всего ему еще запомнился прощальный выкрик Феллы Бестии:

— Кристо, ты оставил меч!

Но он не обернулся, потому что был уже близок к цели и потому что Фелле надо было не отвлекаться по пустякам от самого важного. Каждому свое и всё такое.

Морозящий Дракон уже полсотни раз измерил шагами площадку, воины Лютых Ратей перед ним дышали угрозой, и истекало время Малой Крови, серая радуга стремилась на свою среднюю — четвертую фазу, в рядах противника намечалось движение…

— Где же ваш Витязь? — выкрикивал Дракон. — Мы знаем, что он еще жив, иначе вы все уже ушли бы в ничто. Так пусть выйдет и сразится, или он решил тянуть время? Нарушить Битвенную Клятву? Что ж! Мы начнем Большую Кровь срок в срок, и тогда он сдохнет в любом случае, но бой будет предрешен в нашу сторону! Или у вас был только один боец? Так пусть же выйдет любой из вас, чтобы мы могли…

Тут он заткнулся, потому что раздвинулись передние ряды артефакторов, выпустив парня лет восемнадцати, без оружия, в порванных джинсах и с безумно покрашенными волосами.

И обе стороны не сразу поняли, что замолчать Морозящего заставил не шок или рождающийся внутри смех. Он онемел от страха.

По опыту своего Холдона он слишком хорошо знал, как опасно связываться с зелеными и неопытными мальчишками.

Правда, первые слова Кристо все же заставили Дракона вытиснуть из себя пару каркающих смешков:

— Тебе трындец.

Но только пару, потому что звучало это как абсолютная истина. Кристо сообщил это дополнительно, на случай, если до бородатого гада еще не дошло. Морозящий, поочухавшись, разразился речью в том смысле, что артефакторы оживляют чучела с поля, чтобы отправить их в бой, или примерно как-то так, Кристо не вслушивался.

Внутри груди все полыхало, во рту было сухо и горько-солоно, и перед глазами время от времени выскакивали картинки из памяти, складывались, как разноцветные стеклышки калейдоскопа, и чаще всего это были лица. Улыбающиеся лица. Его собственное, и Дары, и Мелиты тоже, потом откуда-то привязались Нольдиус и Хет, Убнак и остальные. Потом пошли уже лица без улыбки: прощальный взгляд Ковальски перед «Головой за нее отвечаешь!», его наставник — бледный, на земле, кровь пропитывает траву, Фелла вся в слезах над ним…

Как же это все было просто, даже не верилось. Прекрасно — но просто, может, потому Мечтатель и решился учить именно Кристо, а не выбрал себе какого-нибудь Нольдиуса. Просто если ты хочешь защитить что-то дорогое — ты сможешь быстро двигаться или усилить магию, или поставить вовремя щит, который никогда не мог создать…

А если ты хочешь защитить самое дорогое…

Кристо сжал кулак, чувствуя в нем рукоять. Невесомую какую-то и, конечно, не ту, которую он посеял во время полета. Та была — Ястанира, сына королей и Витязя Альтау. А эта была его собственной, вместе с лезвием, которое к рукояти прилагалось. А из чего он создал и то, и другое?

Да ну, разве важно. Может быть, подобрал по пути какую-нибудь палку, он же все-таки не из королевского рода, негордый, ему необязательно из рукояти — меч. А может, вообще ничего не подбирал, потому что материал в таком деле — не просто второстепенная вещь, а неважная вовсе.

Лютый Ратник шагнул навстречу, но чувства холода, пустоты, ужаса, которое гнали перед собой Рати — почему-то больше не было, хотя противник приближался. Он шел тяжело и тупо, серп лежал в его руке как приклеенный, а Кристо не двигался с места и думал обо всяких глупостях, вроде того, что вот, тяжело тому идти, как будто кто-то его толкает или тянет, а ведь так не должно быть, потому что… Потому что, когда ты знаешь, за что бьешься — у тебя вырастают крылья.

А еще он вдруг разгадал тайну клича Витязя Альтау, над которым летописцы бились тысячелетиями. Просто на семнадцатилетнего мальчишку нахлынуло то же самое, что на него сейчас, он увидел семь погибших королей и их плачущих пажей, вспомнил мать и сестру, вспомнил все самое дорогое, и этого было так много, что он не смог выговорить: сдавило горло, и он выкрикнул только «Во имя…!» Во имя всего, что дорого и одним словом не назовешь, а эти летописцы никогда, небось, против холдонов не стояли вот и не поняли, куда им.