Елена Кисель - Немёртвый камень

…реки крови. Войны за нее следовали одна за другой, и еще более подчеркивали ее значимость: она была уже не просто вещь, но Праматерь, Колыбель Артемагии — так назвали её. Она давала знания и силу, и части её прорастали в объединённых мирах, и она чувствовала, как растёт и напитывается их мощью. И от этого она становилась все сильнее, и даже разделение миров не останавливало ее влияния: люди и маги всё больше начинали радеть о вещах, все больше ставили их над бренным и человеческим…

— Как там, — почему-то вслух сказала Дара, и ей в эту секунду представился внешний мир, люди, окруженные таким количеством предметов, что в это просто не верилось, покупающие их без надобности, собирающие вещи на дорогах, убивающие ради них, часто не умеющие с ними расстаться…

Да, согласилось то, что было ее частью, в последние столетия я увеличила свое влияние там . Они хотели — и я увеличила. Даже тогда, запертой, я что-то могла…

И неприятная тяжесть растеклась в груди: заперта . Лишена возможности делать то, что было моей целью. Очаровывать. Привлекать. Изливать себя в мир, достигая полной гармонии — моей цели…

Они — те, кого вы зовете Светлоликими — забрали часть моего мира и закупорили меня здесь, сделав так, чтобы ко мне нельзя было попасть, поставив стража-ключника… За что? Они просто не видели и не понимали, насколько я ценна, насколько ценны вещи… кроме одного, который меня слышал.

И они — те, которые сейчас стоят там, Ратники со своим предводителем — они тоже слышат мой зов. Они все еще его слышат, не подозревая, что всю власть, к которой они так стремились, уже получила девочка-артемагиня. Что ей достаточно пальцы согнуть — и их не станет. Но мне всё равно. Ты для меня ценнее их: они рукотворны, они с рождения родственны мне, только гораздо ниже, а ты — ты родилась живой, тебя никто не менял, ты сама выбрала меня, ты как мой создатель…

Было так легко. Нужно — и время пойдет вспять. А Рати, конечно же, проиграли — их просто нет смысла пока уничтожать. Но едва они только двинутся с места — она решит, что с ними делать: подчинить или распылить.

А потом все изменится и люди с вещами наконец-то придут к взаимопониманию.

Только сначала нужно шагнуть. Навстречу красоте. К ждущим теплым пальцам из черного мрамора. К улыбающимся глазам. Шагнуть — и развести руки, и погрузиться в чистую артемагию, чтобы плоть стала камнем, нет — камень стал плотью…

— А зачем я нужна… тебе? — задавать этот вопрос самой себе было как-то странно, но Дара пока не могла подобрать другого обращения. И ее же собственный голос откликнулся:

— Артемагу нужна основа для его творения. Нечто, во что он вливает свою силу, чему отдает часть себя. Я — настолько выше артефактов и магов, что вышло наоборот. Для того чтобы стать совершенной, мне нужно человеческое существо, с которым я могу слиться, чтобы жить и творить. Это союз творца и творения, где творение становится творцом, а творец — сотворяемым. И как артемаг для своей цели не берет один камень, а берет другой, я для своей выбрала ту, которая понимает меня, ощущает, которая уже была мне родственна. Ты идёшь ко мне?

— Уже не иду. Уже… пришла.

Странно было говорить с собой — и слышать себя-другую изнутри, и стоять напротив чистой красоты и чистой силы… до которой — лишь шаг.

Она сделала этот шаг просто и незаметно, поднявшись на постамент. Развернулась и откинулась назад, разведя руки. Казалось — сейчас прижмется к спиной к теплому мрамору, но вместо этого она словно упала в любящие объятия.

Камень поглотил её, и он был не камень — он был соткан из силы, текучей, мудрой и гибкой, и ослепительные нити облекали её руки, и она слышала их всех, всех, все свои части во всех мирах: артефакты в Большой комнате, и поющие вещи во внешнем мире, и Алмазные Ратники напротив троих, стоящих рядом между двумя ратями…

— Ты — я, а я — ты, — вышептывали два голоса, сливаясь в один. Но один — несовершенный и слабый — прошептал, уходя, наполняясь силой:

— А цена? Отдай, чтобы получить — разве принцип не верен?

И Праматерь-Дара ответила сама себе:

— Верен, и для вещей, и для людей. Ты ведь сама пыталась понять разницу между вещью и человеком — и не поняла. Ее нет. Вещь просто долговечнее. Разве мои собратья не твердили тебе, что мы схожи, что все мы живем только пока есть цель, что все отдаем что-то, чтобы получить? Но разве ты можешь потерять что-то важное, становясь мной? Ведь приобретешь ты в любом случае больше. В конце концов, разница между нами одна: мы можем существовать, если никому не нужны, в отличие от них…

И все артефакты Большой Комнаты и Хламовища, все предметы, которые лежали в комнате Дары или в экспериментальном Отделе, или в доме последнего бедняка — все подтверждали это. Артемагиня их слышала — и все они твердили одно.

Праматерь молчала удовлетворенно, покойно и радостно, готовясь сделать шаг — в новом, совершенном виде. Камень и плоть. Творение и творец.

Но голос, который прозвучал в Малой Комнате, принадлежал не Праматери. Тихий и немного удивлённый, он был — Дары и был — живым.

— Так они не понимали. Да, я давно уже… я услышала от кого-то это: что вещи могут существовать, когда никому не нужны, а люди не могут, и в этом отличие. Отличие не в этом. Это вещам никто не нужен. Никогда. Им нужно только то, что поддерживает их собственное существование, а значит, им и нужно только их существование. А то, что можно жить ради кого-то… умереть для кого-то…Они никогда не поймут, что может существовать что-то более ценное, чем они сами. Дорогое настолько, что… — у нее перехватило горло, — тебе даже смешно поставить это против собственной жизни, потому что ты прекрасно понимаешь, как мелочна твоя жизнь… когда видишь их лица…

Она сделала глубокий, неровный вздох, и по ее щеке проползла человеческая, горячая слеза.

И голос внутри нее перестал быть ее собственным и поперхнулся. Стены вокруг дрогнули.

— Что ты говоришь?!

— А тебе не понять, — почти весело ответила Дара. — Ты лишь вещь, сколько бы силы в тебе не было.

Она запрокинула голову и развела руки в сильнее, к стенам так, будто они давили ее. И еще секунду Праматерь молчала, потому что не в силах была осознать этого жеста, этих пальцев, которые складывались в странные пассы, будто Дара подцепляла на них крепкие, невидимые нити.

Потом что-то застонало в Малой Комнате или, может, там, внутри артемагини — это сила, которая была получена ей по праву, пыталась возмутиться обманом, собственной участью, отторгнуть ее, избежать того, что будет…

— Какой там обман, — прошептала Дара, шмыгая носом, — обыкновенная стратегия. Меня научил ей один человек, который тебе стал поперек горла.