Елена Кисель - Немёртвый камень

— Помоги мне подняться, Фелла, — прошептал директор.

У Ковальски с трудом хватило сил, чтобы не сорваться с места и не броситься к Одонару бегом. Или не переместиться магическим рывком. Рядом появился Кристо, уже не светящийся, но всё еще с созданным им клинком. Он заглянул Максу в лицо, посмотрел в сторону артефактория — и не сказал ничего, только первым шагнул в том направлении.

Мелита, Нольдиус, Хет и прочие тоже поняли и тоже поспешили следом. По выщербленным дорожкам, по опаленной нежитью траве — они почти бежали к артефакторию, и только когда до входа оставалось около тридцати шагов — вдруг все разом начали замедлять ход, как будто надеялись, что сейчас распахнутся двери и кто-то выйдет им навстречу…

Дверей не было — просто неровный проем в каменной стене. Осколок от башни Одонара валялся прямо перед входом, и им пришлось его обойти. Потолок в коридорах местами осыпался, и кое-где в дыры можно было увидеть потолок второго этажа. От едкой пыли першило в горле, камни перемежались с телами нежити: страшный выброс энергии убил все живое в артефактории в одну секунду. Кое-где были вырваны, будто жадными когтями, куски из стен, и пробираться приходилось, перепрыгивая через кучи хлама или же просто распыляя их при помощи магии…

Тоннеля, ведущего к Трем Комнатам, больше не было. Словно раскрылся бутон розы: монолитных стен, в которых был проделан тоннель, не осталось, и Комнаты можно было увидеть сразу же, из коридора…

Провидериум остался почти невредимой, отделавшись половиной одной стены и перекошенной дверью.

Ни Малой, и Большой Комнат больше не существовало.

Все артефакты, века хранившиеся в Большой Комнате, стерло с лица земли. Стены Хранилища были снесены аккуратно, внутри зияла одна сплошная воронка, как будто на этом месте танцевал смерч. Из воронки высовывалась отчаянно скрюченная, высохшая рука — все, что осталось от Гробовщика, оказавшегося в эпицентре удара. Ни один из артефактов Большой Комнаты не смог его защитить.

Стен Малой Комнаты тоже не было — наполовину они исчезли, наполовину лежали обломками. Комнату занимали груды больших и мелких обожженных камней.

И посреди этих обломков стояла Дара.

Она стояла неподвижно, как те камни, которые ее окружают, и она не подняла голову, когда Макс и остальные оказались у Комнат. Она стояла, словно статуя — потому что она и была мраморной статуей, или, вернее, она была обращена в мраморную статую. Артемагиня застыла, раскинув руки, будто собираясь лететь или обнимать кого-то, но только на лице у нее было несоответствующее выражение. На черном мраморе запечатлелась воистину каменная решимость, теперь уже неживые глаза сохранили насмешку: Дара знала, что победила. И только у губ сохранилось что-то то ли детское, то ли обиженное, что не может передать камень, а потому и разобрать это выражение было очень трудно.

Очень может быть, это все-таки была боль. Дара стояла неподвижно, обращенная в бездушный предмет — в то, чем она больше всего боялась стать — и ее решительный взгляд уходил вдаль, мимо тех, кто стоял совсем близко от нее. И от этого особенно ясно было, что она не может их ни видеть, ни слышать.

Лишь вещь.

Но Макс не удержался и все-таки позвал ее, в очередной раз не послушав собственный рассудок.

— Дара… девочка…

Потом ее имя повторили остальные, но мертвый камень не шелохнулся и не отозвался. Может быть, потому что камни не имеют имен.

Как это — камень? Что-то внутри Кристо не собиралось этого принимать. Может, он слишком ошалел от боя, а может, просто ума не набрался, только эта мысль не укладывалась у него в голове, слишком многое разделяло эти две сущности, чтобы взять — и их объединить в одну секунду.

Дара? Камень? Вы, ребята, шутите.

Потом он увидел, как ползут по щекам Мечтателя слезы — чертят дорожки и капают с подбородка, увидел оцепеневшего Ковальски, услышал тихий плач Мелиты — и пол как-то поехал вбок под ногами, а в ушах загудело, как после выпивки или музыки…

Макс же смотрел на каменное лицо девушки и не чувствовал попросту ничего. Боль должна была прийти — потому что мозг уже осознал произошедшее — но не приходила. Наверное, это просто было слишком для сегодняшнего дня, а он не привык к таким сильным эмоциям, и вот теперь его натура блокировалась от ударов горя при помощи какого-то своего сеншидо…

На него невесть с чего смотрели так, будто ждали чего-то, а может, чего-то опасались — но этого не было. Даже голос не дрожал, когда он спросил:

— Зачем? — и добавил: — Мы бы справились сами.

— Это нужно было уничтожить, — голос Экстера был почти неслышен. — Причину… чтобы не было ещё одного Альтау, чтобы всё это больше никогда не повторилось. И это… нельзя было сделать извне. Только слившись воедино с артефактом, оказавшись в центре его мощи и разорвав узлы при помощи полученных же от артефакта сил. Она поняла. Единственное правильное решение…

— Правильно? Это — правильно?! — как оказалось, запас гнева он не исчерпал. — Самая радужная развязка, не так ли, в духе этих ваших, чтоб их черти взяли, кодексов?!

Макс замолчал и махнул на Экстера рукой, как на безнадежного. Ну да, вечное «Отдай, чтобы получить»…а почему нужно было отдавать ее? Именно ее — других претендентов на алтарь справедливости не нашлось?

— Здесь должен быть я.

Видимо, Экстер прочитал на его физиономии то, что Ковальски чуть не брякнул вслух. Он один из всех смотрел Максу в глаза.

— Мне предназначено было покончить с этим. С самого начала, когда я только стал Ключником… Моя наставница надеялась — я мойду выход. Но я не слышал её. И она не пропускала меня, я мог только охранять снаружи…

«Да мне-то какая разница!» — у него едва не сорвалось это с губ. Мечтатель не виноват. И Кристо, который пыхтит сзади, — вспомнил, видимо, прощальное напутствие Макса — не виноват. Даже если кто-то виноват — время, чтобы сказать об этом, будет. Сейчас нужно говорить другое.

— У вас тут два Витязя, паж… армия магов. Разве нельзя…

Ему не ответили, просто прятать глаза начали ещё сильнее. Только Бестия, кажется, обрисовала губами: «Один Витязь». Но ни у кого не хватило смелости выложить перед Максом этот проклятый постулат, который в целестийских книгах авторы именовали «законом магической несправедливости». Макс, читавший целестийские книги, этот постулат прекрасно знал сам: магия может убить, превратить живое в неживое. Но вот обратный процесс…

Есть обратный процесс. Он обернулся, встретил серьезный взгляд темных глаз на неимоверно прекрасном лице.

— Лори. Ты вернула меня тогда…

Богиня кивнула — да. С любовью и тревогой коснулась его щеки и заговорила тихо:

— Я вернула тебя, Макс. Тебя. И мой танец был для тебя. И если бы ты не вернулся тогда — я последовала бы за тобой, потому что иначе не могло быть. Только вместе — по ту или иную сторону.