Елена Кисель - Немёртвый камень

— Не стоит, Фелла. Не знаю, к чему может привести оружие в мемориуме — вряд ли к чему-то хорошему…

— Мем…

— Чертоги Памяти Целестии. И вместе с этим — Чертоги Боли и Старости. Их воздвигла здесь Первая Сотня. Видишь ли, ими было решено, что столь долгая жизнь не идет магам и людям на пользу: они быстро пресыщаются, наполняются опытом и цинизмом и становятся противниками самоей жизни. Они создали Чертоги как отпечаток Целестии — как место, куда уходит то лишнее, что тяготит людей. Наша память стареет без нас, потому в Целестии и царит вечная юность. А здесь…

Фелла подошла к одной из дверей, которая казалось приоткрытой. Зазвенел чей-то серебристый смех, послышался плеск воды — и тут же пропал, дверь чуть не прищемила Пятому Пажу нос.

— Значит, Чертоги Памяти…

— Везде и нигде, — отозвался Экстер. — Вечно у нас за плечами — и никому не дано войти в них. Нет, Фелла. Память остается при нас, но она не окаменевает, не заставляет стать…

— Старше?

Коридор казался бесконечным и очень успокаивающим, похожим на Сад Одонара. Фелла подставила руку, и в нее послушно легла откуда-то бархатистая роза. Не открывая следующую дверь, она знала, что за ней — ее «Только ты…», его сначала неуверенные губы в первом поцелуе…

Вечно живая, вечно юная память.

Экстер взял ее под руку и неспешно двинулся по коридору. Из-за дверей слышались голоса. Переливчатые песни. Кажется, смех. Так можно было идти век, или два — и наслаждаться этим очарованием, и молчать, но Бестия преодолела себя и спросила тихо:

— Ты сказал — никому не дано…

— Но мы здесь, — отозвался Экстер. — Благодаря моему наставнику. Артефакт, который позволил нам пройти в Чертоги, был создан им.

— И пропустил только нас?

— Не знаю, — пожимая плечами, отозвался Мечтатель. — Может быть, он пропустил бы любого. Но вот вопрос — что этот любой смог бы увидеть в Чертогах… Боюсь, и нам тут не следует задерживаться: нужно выйти к… другим воспоминаниям.

Бестия осмотрела совершенно бесконечный с виду коридор и кашлянула. У нее идей не находилось.

— Я не могу нащупать артеузлов.

— Посмотрим, — мягко произнес Мечтатель, подходя к ближайшей двери. — Пожалуйста…

Дверь открылась, выпуская их в другой коридор.

Теперь понятно, почему этот Айдонатр не боялся за свои секреты, — подумала Бестия. Холдон бы до такого выхода точно не додумался. Кристо — вот тот, наверное, мог бы, с его-то манерой подбрасывать сюрпризы…

Второй коридор был странным. Узоры стали более хаотичными и острыми, словно нарисованными на морозном стекле. Мертвая память, поняла Фелла. То, о чем желают забыть. Неприятно потянуло сердце: сколько она вот так заморозила в себе и как легко это далось — значит, из-за этих самых Чертогов…

— Не жалей об этом, Фелла. Если бы не они — мы бы просто не выдержали бремени лет.

Здесь в стенах словно отпечатались когда-то знакомые лица, двери были полированными и гладкими, как зеркала, и по углам гуляли шепотки из прошлого. Холодно, — Фелла поежилась, стараясь не раздробить пальцы Мечтателя в своем пожатии.

— Ты так и не сказал мне… о том Айдонатре. Из-за него ты стал Ключником?

— Так и было. Долгие годы он хранил могущество Малой Комнаты в одиночку, не решаясь даже умереть, пока не пришел я. Он отдал свою ношу, помог мне создать Перечень, завещал строительство артефактория… и вскоре его не стало. Айдонатр стал моим учителем в мире вещей, который он успел изучить досконально и опасности которого успел узнать. В честь его назван артефакторий, хоть за годы название и начало звучать иначе…

Какое-то время они молча брели по бесконечному ледяному лабиринту с зеркальными дверями, пока двери не стали сменяться подобием темниц. С ажурными решетками, но все же — с решётками.

И в каждой из бесконечных камер были старики. И старухи. Много, прямо-таки толпами. Эти не говорили, не смеялись и не пели — смотрели спокойно, но чересчур много знания было в их глазах. И пол под ногами подернулся пылью, откуда-то запахло старыми книжными страницами, полынью, плавленым воском. Фелле не хотелось спрашивать, где они теперь.

— Что там? — негромко спросила она вместо этого. — В Малой Комнате?

— Доподлинно не было известно даже Айдонатру, — ответил Экстер тихо. — Он не мог войти в Комнату — она не впускала его в себя. Однако опасался этого. Говорил, то, что там — почти живо…

— Осколок Колыбели? Или какой-то артефакт?

— Нечто над артефактами, насколько я сумел понять. Не только власть, но и соблазн. Соблазн силою вещей и их очарованием. Что-то, что даже будучи закрытым в Целестии — может влиять на вещи в иных мирах, пробуждать их и очаровывать с их помощью людей. Нечто, что привлекает к себе души и растлевает их. Что-то, из-за чего Целестию оградили от мира, в котором она была. Привлекательное и опасное настолько, что хранить это может только тот, кому это совершенно не нужно… просто потому, что ему уже ничего не нужно.

Фелла невольно потянулась погладить его по плечу — раньше она бы руку себе отрубила за такой жест. Экстер, кажется, не почувствовал прикосновения: он застыл напротив одной из камер — единственная приоткрытая дверь среди плотной вереницы. Единственная камера, в которой — только один человек: длинные седые кудри стекают на плечи, голубые глаза потускнели со временем и как будто полуслепы, но изнутри светятся спокойным знанием. Этот заключенный стоял у самой двери, и Фелле невесть с чего стало страшно, что он выйдет. Она сильно потянула Экстера за рукав, увлекая его дальше.

Следующий коридор был жуток: весь в отблесках пламени, стены ощетинились зазубренными ножами, мечами, серпами — кровавая память… Здесь звенели крики и проклятия, хрипели чьи-то надорванные голоса, и пахло густой, телесной гарью — от пепелищ деревень и погребальных костров.

Бестия и Экстер стиснули пальцы одновременно, глядя друг на друга. Это был их коридор — самый страшный, и они вдвоем знали, что там, за дверью, которую прикрывают, будто змеи, извивающиеся черные ирисы.

Голос Экстера был надтреснутым и торопливым, когда он продолжил:

— Мой наставник многое недоговаривал, Фелла. Мне ясно только, что из-за Одонара, то есть из-за Малой Комнаты однажды была война…

Бестия вопросительно повернула голову к страшной двери с черными цветами, но Экстер покачал головой.

— Раньше. Настолько раньше, что о ней не сохранилось письменных свидетельств, а мой наставник не желал… или не мог о ней рассказывать. Это горькая и страшная память, Фелла…

— Хуже, чем здесь?

Воинственные крики начинали глохнуть. Коридор начал словно бы понижаться, пламя больше не обжигало кожу… и надвигались сумерки. Нет — просто все стало серым. Потрескавшийся камень стен — простой холодный базальт, на полу проросли и тут же умерли какие-то цветы. Мечтатель тронул ее за плечо.