Елена Кисель - Немёртвый камень

Смотрелся он со своей серьезностью даже комично, притом, что лет с виду ему было около двадцати. Хотя с нежитью трудно судить, они не оглашают сроки своей не-жизни…

Вампир схватил слово «переговоры» и наконец отвлекся от Нереиды, бросив ей до того многообещающий взгляд, что пальцы артефактолога опять заплясали, вывязывая в воздухе артемагические пассы. Счастье, что основы подходящей не было.

— Вы уже начали? — осведомился бледный юноша. — А, да, мы же незнакомы. Я Эрринейм Пунцовый, наследник Алой Артеры, это, наверное, вам что-то говорит?

Дела, подумалось Фриксу. Кровососик-то знатный. Да и Алая Артера — что-то вроде верховной жрицы у кровососной нежити. Непререкаемый, то бишь, авторитет. Лет двадцать назад Фриксу пришлось наведаться к знатной кровососке по поводу безумной свирели, которую Артере прислали в подарок какие-то недоброжелатели. Замок у границ Хелденары пропах плесенью, мокрицы бегали по коридорам табунами, а все жильцы, как на подбор, цедили двусмысленности с тонкими ухмылками. Ненавязчиво поглядывая тебе на шею и показывая клычки.

Артефактолог осмотрел своего визитера, задержался на приветливой клыкастой улыбке и почувствовал, как в сердце вползает раскормленный червяк сомнения.

— В семье не без урода! — сияя, пояснил Эрринейм. — Или как у вас там говорится? А что, внутрь нас не пустят?

Фрикс посмотрел на небо — надвигался Хмурый Час. Покосился на Геллу — у той на лице было написано безоговорочное доверие визитерам.

— Идемте в кабинет, — выдохнул он. — Изл о жите, с чем пожаловали.

В кабинете вампир тут же огляделся и выдохнул «ух ты», а нощник опустился на стул с таким видом, будто делает артефактологу снисхождение.

— Мы слышали, что Витязь набирает армию, — проговорил он неспешно.

Фрикс стрельнул глазами в сестру, но та задремала, прислонившись к дверному косяку.

— Допустим.

— Он набирает армию, — отрезал Безлунник. — До нас донеслись вести с Северного Края. И после Боевитого дня ходят слухи… среди шептал и наёмников. О достигнутых договоренностях. О переговорах. Он набирает армию, и мы прибыли выразить протест.

— Витязю?

— Или его наместнику, это не имеет значения, — нощник говорил медленно и холодно, глубокие черные глаза перебегали с Фрикса на Геллу. — Мы возмущены и пришли выразить несогласие.

Эрринейм в кои-то веки перестал клыкасто улыбаться и начал скалиться.

— Мы думаем, это попросту несправедливо, — прибавил он опасно мягко.

— Угу. Потому что это нарушает Нежитный пакт, и вы считаете, что эта армия будет развернута против вас?

— Потому что мы в нее не входим.

Гелла резко открыла глаза, больше в комнате ничего не переменилось. Фрикс замер как сидел, глядя на двух представителей высшей нежити.

— Видимо, переутомление, — сказал он. — Вы считаете несправедливым, что…

— Что наши кланы не получили приглашения к сотрудничеству от Витязя или его подручных, между тем как другая сторона такие предложения присылала не раз.

— Синие плащи, — подсказал Эрринейм. — Нет, одевают-то они их не всегда, а вот лица вечно прячут, но у нас обоняние получше вашего, — он втянул воздух носом. — Вы печенку на обед ели? В общем, эти артемаги меняют внешность, но забывают о запахах.

— И что же они вам предлагают?

Эрринейм зевнул — мощно, с хрустом челюстей. Нощник неприятно улыбнулся.

— Что и раньше. Власть. Открытые двери Кордона. Новые умения, продление существования… Независимость от людской крови и магии. И возможность размножаться без ее помощи, в том числе. То, что обещал нам Холдон еще до Альтау — помните? «Все склонились под стяги его…» Исподволь они вербовали сторонников все время, но теперь обращаются к главам селений и кланов, к тем, чье слово имеет вес. И торопят с ответами.

— И вы явились сюда, чтобы решить, из чего выбирать?

— Мы заявились сюда, потому что выбрали, — просветил его Эрринейм.

— Вы? Или те, кто вас послал?

— Не суть важно, — холодно заговорил нощник. — Это решение многих, нас лишь уполномочили выступить посланцами. Видите ли, нас не устраивает то, что предлагают они.

— Власть, открытый Кордон и новые умения? Вот не думал, что вы такие консерваторы, — Фрикс пытался соскочить с издевательского тона, но это было выше его сил.

Кровосос фыркнул носом и принялся рыться в карманах куртки, бормоча при этом «Куда ж я задевал, ну куда ж, такая иллюстрация хорошая, ну, не просить же их бежать за своими экземплярами, может, они тут такого и не держат…». Потом с торжествующим возгласом вытащил из кармана бумажку, сложенную в несколько раз, и всунул в руку Фрикса. С таким видом, будто это всё, решительно всё поясняло.

Это была выдранная страница из какого-то альбома по живописи. Пониже портрета художника (Хэйр Темноцвет, подсказала Фриксу память, основал школу живописи лет семьсот назад) шло изображение самого известного творения. Ниже — подпись: «Без Альтау». Хотя вернее было бы назвать картину — «Без Витязя». Художник красок не пожалел и сочно изобразил владычество нежити: клыканы топчут окровавленные трупы людей; из углов наползают светящиеся глаза; где-то далеко пожары — горят деревья и дома… На переднем плане картины застыла парочка кровососов с молодыми, но утомленными лицами, занимающаяся тем, что проще всего охарактеризовать как разврат. То, что картина перенесена на бумагу, яркости красок не умаляла. Фрикс молча вернул ее Эрринейму.

— Мы воевали с магами и людьми и после Альтау, — заговорил тот. — За территории, или из-за денег, или из-за каких-то старых обид. Но за века мы привыкли быть в этой стране. Мы породнились с вами, — тут он все же не выдержал, послал игривую улыбку Нереиде, и Фрикс начал привставать. — Мы приспособились. Нежитный пакт, а? Ваши магия и кровь взамен наших искусств и умений, а? Мы не бедствуем. И умирать ради этого…

Тут он перехватил взгляд Фрикса и скорчил гримаску:

— Ну да, ну да, у нас циклы размножения другие. Магия неживая, паразиты вроде как… Так что вроде как и умирать не можем. Но мы же радуемся, а? Злимся. Провожаем своих. Чувствуем. Разве это не значит, что мы… умираем, когда перестаём существовать? Эти, в синих плащах… говорят — вы древнее величие обретете. Станете такими, как были до битвы. А мы не хотим — такими, как до битвы. Знаете, говорят — мертвые помнят дольше, чем живые? Наши помнят это. И Альтау, и то, какими мы были до Сечи. На низших мы смахивали, вот мы какими были. Или на смертоносцев. Ну, пусть. Может, мы стали похожими на вас за века. Переродились, а? И… теперь пойти с ними — значит потерять то, что мы получили. И вот за это, — он потряс листком с картиной, — за это мы умирать не хотим.

Гелла шевельнулась. Спросила от двери тихо: