Станислав Янков - Пасхет

— Наверное, вы полагаете, что лишить родительских прав могут за вопиющее отношение к ребенку в ужасной и неблагополучной семье: отец-насильник, мать-пьяница, постоянные избиения, нищета. Так вот, вы ошибаетесь. Из того, что я вижу: ваши собственные действия уже несколько раз довели Алессандру до грани. В первый раз вы, похоже, совершенно не вынесли урока. Хотя по моим данным она выжила лишь чудом…

Насколько я поняла, она говорила о моей зимней госпитализации.

— И все еще не отошла. Что я вижу теперь: адекватный ребенок режет себя, несмотря на восьмой — восьмой! — сеанс терапии с родителями. Уважаемые Улим и Леля, сеансы были не для того, чтобы исправить вашу дочь. А чтобы наладить между вами взаимопонимание. По моим наблюдениям, результата не то что нет, он отрицательный.

Отец отвел взгляд, а мама возмутилась:

— Но мы делаем, как Вы нам советуете: беседуем чаще и проводим вместе время. Мы даже внеплановый отпуск взяли ради праздников. Все ради этой эгоистичной принцессы.

Я прикрыла глаза, пытаясь успокоиться, но спазмы опять участились. Мне лишь хотелось вернуться в свою комнату и запереться ото всех на пару дней. А еще лучше, в новом убежище.

— Разве? Для начала, вы могли бы подать пример и извиниться, — спокойным тоном заметила доктор.

— За что?

— Вы незаслуженно отчитали ее на глазах у посторонних и родственников. Это унизительно и очень бьет по психике. Особенно у подростка. Подайте пример и признайте свои ошибки вместо того, чтобы продолжать делать вид, что ничего не случилось. Таким поведением Вы усугубляете ситуацию.

Мне казалось, что доктор преувеличивала. Пусть, она и защищала мои права, но не настолько буквально же тыкать родителей носом? Это неправильно.

— Она вполне заслужила наказания, — уверенным тоном парировала мама.

— Разве? — женщина натянуто улыбнулась. — Возьмем, например, недавнее событие что вы мне так хорошо расписали. Вы бросаете дочь одну в огромном аэропорту, присылаете сообщение, звоните. При том, что отобрали средства связи. И даже успели забыть об этом! Алессандра, напомни на сколько? День?

— Четыре, — тихо ответила я.

На что Калашникова подняла брови и кивнула сама себе.

— Планшет с терминалом тоже? Чем ты занималась?

— В основном медитировала и спала.

— Признаться, я бы начала сходить с ума за такое время без источников информации. Почему вы отобрали средство связи у ребенка?

— Она была наказана, — поджала губы мама.

— А поподробнее? У меня тут написано, что вы ее еще и заперли. Я никак не предполагала, что без информационных источников. Полвека назад, может, не у всех был доступ к сети в кармане, но сейчас подобное можно приравнять к принудительному ограничению прав.

— Она перечила и вела себя вызывающе, — бросила на меня красноречивый взгляд мама.

— У меня и по этому поводу есть записи, — доктор помахала рабочим планшетом. — И этот момент мы еще в прошлый раз обсудили, если вы забыли.

Мама поджала губы.

— Вместо того, чтобы поставить себя на место ребенка вы продолжили…

— Она сама не захотела идти на контакт.

— Еще бы. Потому что я бы на ее месте тоже не захотела, — призналась женщина. — Но мало того, вы самостоятельно развили конфликт.

— Нет же! Мы даже Аска пригласили жить с нами.

— Потому что я домой не хотела возвращаться, — не выдержала я. Голос по-прежнему дрожал и заикался, и нервы снова расшатались, словно прогнившие бревна куреня. — Хоть раз поставь себя на мое место, прежде чем срываться.

— Срываться? Да, ты сама себя слышишь? Вчера ты ужасно себя вела при гостях! Мне было стыдно за тебя!

Я снова сникла.

*

Доктор Калашникова мягко вывела меня из кабинета, чтобы прекратить спор.

Аск побледнел от моего вида и прижал к себе.

От его успокаивающих поглаживаний тут же стало спокойней. Словно, я наконец-то изолирована от окружающего мира в своем маленьком уютном мирке.

— Что произошло?

— Разбор полетов. Успокоительные до вечера не принимайте. Уже дала. Пусть лучше поспит или еще поплачет. Это не страшно и даже полезно. Я задержу Улима и Лелю на некоторое время. Надеюсь, хоть мои слова смогут их вразумить.

Сомневалась я в ее плане. Более шестнадцати часов бесед не особо на них повлияли.

— Не уходите пока. Нам с Алессандрой еще предстоит побеседовать. Возможно, и с Вами, господин Горисеч.

Женщина наметила вежливую улыбку на лице и вернулась в кабинет.

***

— Итак, господа. Будем по-плохому. Знаете, что это? — доктор помахала планшетом.

Вопрос явно был риторическим.

— Заявка на лишение опекунства. Мой вывод такой: услышала я от Алессандры далеко не все. И это «не все» очень не дает мне покоя, — она внимательно наблюдала за реакцией четы, отслеживая маркеры поведения. — Учитывая, что полгода она вполне спокойно и даже успешно жила со старшим братом, я могу оформить протокол хоть сейчас и отдать ему опекунство. Данные у него хорошие. Удивительно, что суд сразу не вынес вердикт в его пользу. Особенно после того, что случилось по Вашей прихоти, господин Раш, и по Вашей, госпожа Мьюнг. Оба отличились.

— Но Вы не можете. Ей нужны оба родителя, — возразила Леля. — Это же самые обычные разногласия с подростком. Из-за такого не лишают родительских прав.

Доктор на это спокойно приподняла брови и посмотрела в сторону мужчины.

— А Вы как считаете?

Улим не сразу понял, что обращаются к нему. Он сидел с отрешенным и задумчивым видом.

— Прошу прощения?

— Вы что-то скрываете? — перефразировала доктор.

— Нет. Конечно, нет, — ответил мужчина, глядя на нее честными глазами.

Женщина чуть склонила голову и строго поджала губы.

— Госпожа Мьюнг, не могли бы Вы выйти на несколько минут? Я позову Вас.

Улим побледнел и посмотрел с надеждой на жену.

— Зачем? — удивилась Леля.

— Хочу поговорить с каждым из вас наедине.

— Л-ладно. Я пока побеседую с Сандрой. Может, мы помиримся, — она вышла, неуверенно оборачиваясь на мужа.

После того как дверь закрылась, доктор в упор уставилась на мужчину.

— Сами все расскажете? Или мне перебирать варианты и читать вас? — поинтересовалась она строгим тоном.

— О чем рассказать? — Улим мотнул головой и сел ровнее на мягком диване.

— Обычно в таких ситуациях речь о сексуальном насилии или… Я могу не продолжать список, — кивнула себе женщина.

— Вы ошибаетесь.

— Теперь уверена, что нет. Или Вы полагаете, слово «доктор» перед моим именем стоит просто так?

— При чем здесь Ваше имя?

— Спрошу последний раз, господин Раш: Вы сами все расскажете или мне прибегнуть к соответствующим мерам? Впрочем, не придется. Ваша дочь сейчас достаточно нестабильна, чтобы я без проблем узнала все подробности от нее самой.