Сергей Алексеев - Сокровища Валькирии. Страга Севера

Кутасов сидел в штабном коттедже вместе с экипированными бойцами видимо, обсуждали что-то серьезное. Ни кто не ожидал приезда Арчеладзе, и, захваченные врасплох начальством, невеселые парни и вовсе помрачнели. Кутасов подал команду «смирно», однако полковник отмахнулся позвал жестом капитана в командирскую комнату.

Он не знал, как начать разговор, а получилось само собой.

— Спасибо, Сережа, за службу, — сказал полковник. — Все свободны. Если «пожарник» начнет разбирательство проверку — ссылайтесь на меня. На все были мои приказы. Нужны письменные — напишу сейчас же своей рукой. В общем, все валите на меня.

— Как на покойника, да? — с некоторым вызовом спросил капитан. — Насколько я понимаю, вы решили умереть?

— Нет, теперь мне умирать нельзя, — Арчеладзе «не заметил» иронии. — Но и вас не могу подставлять... Я с этой ночи ухожу на нелегальное положение. Все. Я вам теперь не начальник.

— И в наших услугах больше не нуждаетесь? — продолжал нажимать капитан, глядя вызывающе и дерзко. — Да... Мы ждали этого разговора, товарищ генерал. И дождались... Сначала повести за собой, заставить поверить, а потом бросить на произвол судьбы?

— Не могу рисковать вами, — признался полковник.

— А мы что для вас? Пешки? Чурки с глазами? — взъярился Кутасов и побагровел. — Или вы думаете, не ведаем, что творим? Не знаем, с кем имели дело в «Валькирии»?.. Нет, Эдуард Никанорович, теперь поздно! Теперь мы вас будем в спину толкать, чтобы вперед шли!

— Кажется, ты не понял, Сережа, — вздохнул Арчеладзе и вытащил из кармана пакетик со струнами — полный аккорд. — Я объявил личную войну Интернационалу. Меня вынудили это сделать... Эта война — тайная, невидимая. На нее с ратью не ходят. Они нас струной, а мы их — стрелой.

— Ну да, конечно! — всплеснул руками капитан. — У наших генералов болит душа за Отечество, а у нас, сирых и убогих, — нет. Мы ему за харч служим, за доппаек!

— Не обижайся, капитан...

— Что я ребятам скажу? Тятька на войну не берет? — Кутасов резко отвернулся, добавил: — Идите сами и говорите... За одного Пономаренко хотят десять дублей. Опять на «Валькирию» собираются... Выйдут из-под контроля и начнут молотить всех, кто не так посмотрел. Нельзя в мирное время будить воинский дух. А его разбудили...

— Давай так, капитан, — Арчеладзе хлопнул его по плечу и встал. — Этого разговора не было. Забыли! Не ожидал такого оборота...

— Тогда мы ждем приказа, — деловито заметил Кутасов. — Сколько можно париться в этой сбруе?

Он рассчитывал вести войну в одиночку и приказывать только самому себе. И отвечать за себя. Но теперь его толкали в спину...

— Ситуация изменилась, — проговорил он. — Работать придется без сбруи... Начинайте немедленно готовить новую базу. На этой мы вряд ли просидим до утра. Все оборудование, спецтехнику, оружие вывезти с территории сейчас же. Это, во-первых.

— БТР жалко, — вдруг посетовал капитан. — Придется оставить, а мы из него такую машину сделали...

В этом взбалмошном, веселом трюкаче с «Мосфильма» действительно разбудили воинский дух...

— Во-вторых, отряди двух человек в гостиницу «Россия», — продолжал Арчеладзе. — Там находится некто Альфред Каузерлинг. Живет в простеньком номере, неприметный на вид, но при нем два профессионала типа этого однорукого... Каузерлинг нужен мне живым.

— Понял, — деловито проронил Кутасов. — Пленных тоже вывозить? Вместе с оборудованием?

— Зямщица отпустить.

— Он боится, не уйдет.

— Выгнать! Пусть спасается сам!.. Оставить одного Виталия Борисовича, которого взяли в Безбожном переулке.

— А этого, с протезом?

Полковник не ожидал, что разбуженный в нем воинский дух настолько силен и потому жесток. На войне как на войне...

— В моей машине лежит арбалет, — тихо проговорил он.

— Понял, — сказал капитан.

— Труп со стрелой — в мусорный бак. Куда-нибудь поближе к редакции газеты. Пока все.

Кутасов ушел отдавать распоряжения группе, а полковник сел и обхватил голову руками. Он позволил расслабиться себе всего лишь на минуту и почти физически ощутил, как дух войны на это время покинул его душу и завис над головой.

Через минуту он позвонил по телефону спецсвязи дежурному помощнику, намереваясь спросить о Воробьеве, и неожиданно услышал незнакомый голос. Это могло означать, что в отделе уже хозяйничают люди Комиссара. Полковник положил трубку.

Бойцы Кутасова деловито собирали свои пожитки: обычные фронтовые хлопоты перед выездом к новому месту дислокации. Пристегнутый наручниками к шведской лесенке, пленный стоял во дворе и ждал отправки. От воздействия нервно-паралитического газа у него осталась икота, не позволяющая ему держаться с высокомерием, хотя он и пытался смотреть поверх головы Арчеладзе. Виталий Борисович не случайно являлся в часть майора Индукаева в форме полковника. Он и в самом деле был профессиональным военным, выправка которого не скрадывалась и гражданской одеждой.

— Майора Индукаева вы вербовали втроем, — сказал полковник. — Двоих я взял. Где третий?

Он не надеялся услышать прямой ответ, хотя этот легионер выглядел не таким фанатичным, как однорукий убийца.

— Я сделал ошибку, — вдруг признался Виталий Борисович. — Из вас следовало сделать соратника, а не врага.

— Да, тут вы просчитались, — подтвердил Арчеладзе. — Так где же третий, с язвой желудка?

— У нас с вами есть шанс исправить ее, — гнул свое пленный. — Мы ценим способных офицеров.

В этой войне пленных можно было не брать: «языки» умели молчать...

— Это у вас есть шанс, — заметил полковник. — Как только доставят ко мне Альфреда Каузерлинга, я вас отпущу на волю. А там вам немедленно наденут на шею струну. Но если вы сдадите мне третьего, что был с вами, обещаю вам достойную смерть, от стрелы.

Пленный хотел ответить резко, но предательская икота заткнула рот.

— Товарищ генерал, Воробьев на связи, — доложил Кутасов. — Что-то важное...

Арчеладзе чуть ли не вбежал в штабной коттедж, схватил трубку.

— Едва нашел тебя, Никанорыч! — возбужденно заговорил Воробьев. — В отделе уже люди Комиссара...

— Знаю, докладывай!

— Я нашел барышню, — сообщил тот. — Отдыхала в квартире на Черногрязской...

— Где она сейчас?

— Недавно ушла, с час назад... Хозяина спать уложила и ушла. Хозяин еще теплый.

Иносказание Воробьева переводилось очень просто и страшно...

— Езжай к ее дому, постарайся перехватить на подходе, — распорядился полковник.

— Да я тут уже полчаса болтаюсь, — сказал Воробьев. — Пока не было. Маме с папой не звонила.

— Сейчас приеду! — Арчеладзе бросил трубку.

Легионер Интернационала все еще сидел на привязи. Похоже, утратил надменное спокойствие, дергался, переступал ногами, однако дожимать его не было времени. Полковник бросил свою «Волгу» и взял одну из оперативных машин Кутасова — старый с виду «Москвич» с форсированным двигателем.