Сергей Алексеев - Сокровища Валькирии. Страга Севера

— Ура! Я Странник, — сказал Мамонт и вскинул руку.

— Странник? — настороженно спросил пчеловод и поставил ружье к ноге. — Я уж подумал — медведь.

— Я не медведь — Мамонт! — пошутил он, несколько смущенный тем, как его встречают.

— Ну, заходи, заходи, странник, — проговорил Петр Григорьевич, освобождая дорогу. — Места хватит...

Мамонт вошел в избу — на столе светилась тусклая лампа с закопченным стеклом. Обстановка никак не изменилась за это время: те же резные столбы, щепки, запах меда и прополиса.

— Здравствуй, Петр Григорьевич, — сказал Мамонт. — Извини, что среди ночи...

— Ничего, брат, ко мне в любое время захаживают, — отозвался он, вешая ружье на стену. — Сейчас чайком угощу, в печи стоит, поди, не остыл. Или медовушки с устатку выпьешь?

Было непонятно, признал его хранитель Путей — Драга или все это обыкновенное его гостеприимство. Мамонт прибавил света в лампе, снял фуфайку. На столе были разложены книги, открытые на закладках, и несколько кип машинописных рукописей.

— Философией балуюсь, — объяснил пчеловод, доставая чайник. — Разрабатываю одну любопытную теорию... Ты, странник, поди, голодный, так я щей разогрею. Печь горячая, да и щи не совсем стылые.

— Ты что же, не узнаешь меня, Петр Григорьевич? — спросил Мамонт.

— Как не узнаю? Узнаю! — засмеялся он, орудуя ухватом у печи.

Мамонт сел на лавку, вытянул ноги — только сейчас почувствовалась усталость...

— Я исполнил урок Стратига, — сказал он. — Я нашел золото... Но Стратиг задал мне новый: хотел отправить на Азорские острова, Страгой Запада. И я отказался... Он вручил мне посох и отправил Странником.

— А что в наши края-то занесло? — поинтересовался Драга.

— Ищу Валькирию, — признался Мамонт. — Пусть она решит мою судьбу. Что скажет, то и будет.

— Она что, где-то здесь? Валькирия-то? — осторожно спросил он.

Мамонт смешался, не зная, как расценить поведение старика.

— Пришел у тебя спросить, — неуверенно проговорил он. Драга поставил на стол два знакомых высоких стакана, налил медовухи из темного графина.

— «Летающие тарелки» здесь летают. Снежный человек у меня под окнами ходит... А где Валькирии живут — не знаю.

Мамонт ощутил прилив негодования — старик актерствовал перед ним, как перед изгоем!

— Не валяй дурака, Драга! — звенящим голосом проговорил он. — Я Странник, но я — гой! Я избран Валькирией!

— Да вижу, вижу, что странник, — заохал Петр Григорьевич и коснулся лба Мамонта. — Ты уж не волнуйся, жар у тебя. Эвон голова горит, оттого и несешь околесицу. Выпей-ка медовушки.

Сколько ни всматривался, сколько ни вслушивался Мамонт, не заметил и тени фальши: старик играл безупречно. Мамонта не признавал — Стратиг предупредил, кто он теперь.

Все начиналось сначала...

Мамонт выпил стакан до дна. Петр Григорьевич тут же его наполнил снова.

— Выпей еще да ложись. А утром я тебе травы заварю, с маточным молочком...

От второго стакана на пустой желудок у Мамонта закружилась голова, онемели губы.

— Хорошо, — глухо вымолвил он. — Понимаю, это мне наказание... Но ты же можешь сказать, где Ольга?

— Это какая Ольга? — вскинул лохматые брови старик.

— Врач из гадьинской больницы. Ты ведь не можешь отказаться, что не знаешь ее!

— Я не отказываюсь, — мгновенно согласился Петр Григорьевич. — Что знаю, то знаю. Бывала у меня, больных пользовала...

— Где она?

— Слыхал, будто уехала в город, — охотно объяснил он. — Будто у нее жених тут на лесосплаве погиб. Так после этого уехала. А что молодой девке делать в наших краях?

— В какой город?

— Вот этого не знаю! Хорошая девка была, и докторша толковая, хоть и молодая, — забалагурил старик. — Иная в ее годы укола поставить не может тычет, тычет... А эта в вену с одного раза попадала.

Глаз у старика неподдельно заблестел. Спрашивать о чем-либо еще было бессмысленно. Мамонт попросил стакан медовухи, выпил и тяжело откинулся к стене.

— Я гой! — предупредил он и погрозил пальцем: — Понимаю тебя, Драга... Но я — гой!

— Гой! Гой еси, добрый молодец! — подтвердил старик. — Пойдем-ка спать уложу. Утро вечера мудренее.

Он лег с этой последней фразой Петра Григорьевича, застрявшей в сознании. Была надежда на утро: Драга мог с кем-нибудь посоветоваться, пока Мамонт спал, и принять либо изменить прежнее решение. Утром его могли встретить как гоя-Странника, признать избранного Валькирией, а не морочить голову, как изгою. Пчеловод спать больше не ложился, хлопотал в другой половине избы и тихо напевал:

Ой да ты калина, ой да ты малина,

Ты не стой, не стой, да на горе крутой.

Утром Драга стал поить его отваром горькой травы, чем окончательно разрушил ночную надежду. Он считал странника больным, несущим бред, а это значило, что решение Стратига в отношении Мамонта не изменено. Он отказался пить лекарство, поскольку чувствовал себя совершенно здоровым, через силу похлебал щей, чтобы не упасть в дороге от голодной слабости, и стал собираться.

— Остался бы, пожил, — заботливо предложил старик. — Куда ты пойдешь на зиму глядя?

— Куда глаза глядят, — неопределенно ответил Мамонт. — Я Странник.

— В горы пойдешь? — осторожно поинтересовался он.

— И в горы, и в долины... По всему миру.

— Тогда возьми шапку. — Драга сдернул с вешалки лохматый волчий треух. — Поморозишься, уши-то и сегодня прихватит. Да еще вот котомку собрал. Какой же ты странник без котомки?

— Спасибо и на этом, — Мамонт принял шапку и солдатский вещмешок, вышел на крыльцо, щурясь от слепящего, сверкающего снега.

— Счастливый путь! — сказал Драга. — Не поминай лихом и прости, что не так.

— Ура! — Мамонт взмахнул рукой и, забросив котомку за плечо, захрустел стылым, сыпучим снегом.

Собаки провожали его с километр, облаивая, будто медведя, потом отстали, исчезли за поворотом, а в ушах все бился долгий певучий крик:

— Ва! Ва! Ва!..

А еще через километр он услышал в горах монотонный, урчащий гул, и прежде чем в небе показалось оранжевое крыло дельтаплана, Мамонт увидел стремительную его тень, бегущую по голубоватым снегам. Драга держал курс на запад...

Назад хранитель Путей возвращался на большой высоте, так что этот маленький самолетик напоминал парящую в небе птицу. Тем временем Мамонт стоял на дороге и ловил попутный транспорт до Гадьи. Редкие легковые машины не брали и даже не останавливались, пролетая мимо: видимо, здесь тоже боялись случайных попутчиков. Наконец ему удалось, махнув волчьей шапкой, остановить лесовоз с громыхающим прицепом.

Водитель его был тот самый, что не однажды приезжал на пасеку и привозил туда Ольгу...

— Ты меня не узнаешь? — спросил Мамонт.

— Не-а, — отозвался тот, не удосужившись даже толком посмотреть на пассажира. — Вот шапочку узнаю. Знакомая шапочка.