Сергей Алексеев - Сокровища Валькирии. Страга Севера

— Один наш общий знакомый сегодня утром исчез из гостиницы, — проговорил Мамонт. — Ты не знаешь, где он может быть?

— Не знаю, — просто ответил горбоносый.

— Ты же катался за ним?

— Я катался за тобой.

Он обезоруживал простотой. И заинтересовать его сейчас было нечем. Он на глазах, как хорошая сильная рыба, сходил с крючка, и во второй раз можно было не рассчитывать, что клюнет.

— Кто из ваших отслеживал иностранца? — без надежды спросил Мамонт.

— Не знаю...

Он и в самом деле мог не знать, выполняя конкретный «урок», заданный начальником.

— Ну, извини, — бросил Мамонт.

— Ничего, — проронил тот и, обойдя Мамонта, пошел вниз.

Рассчитывать на иное было и невозможно. Следовало заранее проиграть подобную ситуацию и вообще не ездить сюда. Потому что в следующий раз будет трудно найти с горбоносым общий язык и взаимные интересы.

Подводила спешка, следовало взять себя в руки и досконально проанализировать создавшееся положение.

Мамонт подождал, когда горбоносый выедет со двора, после чего спустился вниз и, огибая дом с другой стороны, вышел к «Линкольну», стоящему на противоположной стороне улицы.

Это был серьезный, практически безвыходный тупик. Ошибка заключалась в том, что он пошел к Кристоферу без предварительной разведки и изучения личности. Дара бы могла вытянуть из него не только адреса явок и его московских знакомых, но, возможно, и телефоны партнеров, с которыми Фрич консультировался ночью. Наверное, она бы сумела вползти к нему не только за пазуху, но и в душу. Даже если бы он потом сбежал и скрылся, осталась бы возможность связи с ним, потому что любовь такой женщины, как Дара, забыть невозможно.

По крайней мере, так представлялось Мамонту...

Он сидел в машине и перебирал все возможные варианты выхода. Устанавливать контакт с полковником Арчеладзе было преждевременно. К этому монстру просто так не подъедешь, даже если он, оставаясь один, может плакать, как уверяла Дара. Минуты слабости бывают даже у львов. Маловероятно, однако можно допустить, что Кристофер появится в фирме «Валькирия» — место для отсидки неплохое, под охраной своей команды, но в такое знакомое здание Института Мамонту вообще не было пути: там осталась обслуга, которая знала его в лицо, и можно было влететь, как недавно влетел горбоносый наблюдатель. Разумно было бы запустить туда Дару. Она бы прошла через посты охраны, вползла бы в недоступные теперь кабинеты, но вряд ли Кристофер сейчас подпустит ее к себе. Ему, как пуганой вороне, «конкурент» будет видеться в каждом новом человеке. И его гиперсексуальность после таких событий наверняка резко упала.

Даже сейчас, ощущая тупик, Мамонт чувствовал тихую, непроходящую ревность, будто собака на сене.

Подумав о Даре, он немедленно захотел к ней. Он поехал к дому, кляня себя по дороге, что из-за этой странной тяги прохлопал Кристофера, ибо не следовало уезжать из гостиницы «Москва», а плотно сидеть до восьми часов утра в своем номере. И никуда бы он не делся!

Дара встретила его у порога и по виду поняла, что вернулся он без всякого результата. Мамонт тоже понял, что новостей нет...

— Ничего, милый, никуда он от нас не исчезнет, — уверенно сказала она. — Ты его скоро найдешь.

— Спасибо, дорогая, — сдержанно произнес он. — Я плохо в это верю.

— Твое состояние никуда не годится! — вдруг заявила Дара. — Сейчас я верну тебе хорошую форму. Пожалуйста, без всякого сопротивления выполни все мои требования.

— Хорошо, — согласился Мамонт. — Скажи мне, когда вчера ты звонила ему по моей просьбе, о чем вы говорили?

— Разумеется, о любви, — призналась она. — Кристофер попросил меня приехать к нему в гостиницу.

— Ты ему отказала... надеюсь?

— Нет, — улыбнулась она. — Я сказала, что не встречаюсь с мужчинами в гостинцах, а люблю, когда для меня снимают отдельную квартиру.

— Как же ты объяснила свой звонок? Откуда номер телефона?

— Очень просто! В этих апартаментах жил мой прежний любовник.

— Я представляю, как ты с ним разговаривала, — не сдержался Мамонт.

— О! Ты меня ревнуешь! — догадалась она. — Что с тобой, Мамонт?

Он помотал головой:

— Не могу объяснить...

Дара огладила ладонями его волосы, поцеловала в щеку.

— А я — могу... Стратиг, как всегда, в своем амплуа. Он все время пытается изменить судьбы людей. Вот и тебе задал чужой урок. Прости, милый, но тебе никогда не подняться до мужества Страги. Это не твой рок. Я работала с настоящим Страгой несколько лет. Он никогда не раздумывал и не ревновал меня... Не думай, он не был жестоким и бессердечным. Настоящее мужество повиноваться своему року. Ты обязан был послать меня к этому... выродку.

— Нет! — бесстрастно и холодно сказал Мамонт. — А как же святость женского начала?

— Женское начало — это Валькирии, — грустно проговорила Дара. — Им открыт высший смысл близости мужчины и женщины. Ты же испытал эту близость?.. Мой рок — любовь земная. Но я не торгую своим телом, как путана. Мне приходится исполнять свой урок, и ты знаешь, во имя чего. Милый Мамонт, ты должен привыкнуть к этому. Пока мир на земле под властью изгоев, не будет гармонии.

— Не привыкну, — он потряс головой.

Дара обняла его и уткнулась в грудь.

— Спасибо, милый. Если бы ты знал, как мне приятно это слышать от Страги. Ты не случайно избран Валькирией... Но не стремись изменить мою судьбу, не уподобляйся Стратигу.

— Почему он это делает? — тихо спросил Мамонт.

— Не знаю... Возможно, это воля Владыки. Мужественные Страги вдруг влюбляются, как юноши — романтично и безрассудно. Мудрым Авегам начинает казаться, что в мире больше нет изгоев, что он чист и светел. Варги в пещерах добывают соль и мечтают увидеть солнце, но не могут смотреть на него. Наверное, есть смысл и в противоречии Стратига.

Она дышала Мамонту в солнечное сплетение...

И от этого жаркого дыхания он ощущал, как светлеет разум и мысль становится чистой и острой, словно морозная игла в зимний день. Незаметно для себя он вновь вернулся в думах к утреннему исчезновению Кристофера и как бы заново прошел его путь от аэропорта Шереметьево до вчерашней ночи в гостинице. Тонкая игла неожиданно нанизала на себя выпавшее из памяти событие: когда Зямщиц привез его из Шереметьева, то они останавливались во дворе какого-то дома на улице Восьмого марта. Именно там остался иностранец! Но тогда Мамонта интересовал только Зямщиц, и он поехал за ним.

Значит, в этом доме есть знакомые Кристофера! И не там ли он обитал все ночи?!

От дыхания Дары в груди стало горячо. Ему не хотелось отстранять ее, поэтому Мамонт наклонился к ее уху и прошептал:

— Мне стало хорошо, дорогая. Прости, я должен срочно уехать.

— Езжай, милый, — как всегда, проворковала она. — Я буду ждать тебя.