Сергей Алексеев - Сокровища Валькирии. Страга Севера

«Папа» жил на правительственной даче, ранее принадлежавшей одному из членов Политбюро. Это был четырехэтажный особняк с лифтом и крытым бассейном. Бывший хозяин ее любил разводить розы, и поэтому вся территория участка была засажена многолетними колючими кустами, которые на зиму закрывались пластмассовыми колпаками с биологическим подогревом. Полковник был у «папы» всего раз, прошлой зимой, и его поразило, что под прозрачным колпаком — плюсовая температура: на внутренних стенках и на самих кустах дрожали капли росы. Собственно, розы и определили выбор «папы», и он взял эту дачу, хотя рядом стояла суперсовременная, с вертолетной площадкой и семью гектарами земли.

Еще два года назад, когда отдел только формировался, «папа» предупредил, что его покровительство и опека должны остаться негласными и встречи должны иметь конспиративный характер. Все это требовалось для того, чтобы хранить секретность работы отдела и руководство им со стороны правительства. Полковник считал подобные меры вполне оправданными, поскольку с исчезновением золотого запаса наверняка были связаны некоторые государственные чиновники, имеющие власть и ныне.

Арчеладзе оставил машину далеко за шлагбаумом, чтобы не маячить на глазах у охраны, и на территорию дач отправился пешком, предъявив удостоверение сотруднику МБ. Похоже, в связи с государственным переворотом охрана была усилена: за кустами перед въездом стояли два БТРа и «шилка» зенитно-пулеметная установка. По улицам дачного поселка бродили патрули в гражданской одежде. Пока Арчеладзе шел к даче «папы», у него дважды проверили документы, причем не стесняясь направляли свет фонаря в лицо.

Полковник открыл кодовый замок в калитке и сразу же оказался в розарии. Лишь некоторые особенно теплолюбивые и нежные сорта были спрятаны под колпаки, смутно белевшие в сумерках, как привидения. Остальные же, подрезанные, укороченные, избавленные от лишних побегов, стояли открытыми, и на немногих еще оставались цветы. Но и этих немногих хватило, чтобы насытить воздух резким розовым запахом, перебивающим дух осенней, преющей листвы.

Несмотря на глубокую ночь, в нижнем этаже светились четыре окна. Это вдохновило полковника — «папа» не спал, и отпадала неприятная нужда поднимать его из постели. Ослепленный окнами, он чуть не наткнулся на машину, стоящую на дорожке. «Папа» никогда сам не заезжал в розарий, тем более никому другому этого не позволял. Это был черный правительственный «ЗИЛ-117». Полковник обошел его, цепляясь плащом за колючки розовых кустов, за ним был еще один, невероятно знакомый, видимый им каждое утро, — черный джип «Чероки». Арчеладзе отметил это механически, ибо машины Комиссара здесь никогда не могло быть. Он подумал, что это, вероятно, другой автомобиль, и для убедительности скользнул взглядом на его номер, светящийся светоотражающей краской...

Это была машина Комиссара! Секунду помедлив, полковник свернул с дорожки между царапающими кустами и застыл в растерянности. Это было невероятно! «Папа» презирал Комиссара, никогда даже не называл его по фамилии; чаще всего брезгливо бросал — «пожарник»... Мысли скакали самые разные и неожиданные — вразумительного объяснения, почему Комиссар очутился здесь, не находилось. Теперь уже и речи не было войти в дом! Потрясенный, а больше как-то неприятно смущенный, полковник, ко всему прочему, вспомнил о Капитолине, жене одного и любовнице другого, и ощутил желание немедленно бежать отсюда. Он стиснул зубы от прилива мстительного чувства и заломил попавшийся под руку розовый куст. Но сильно уколол пальцы...

Бежать, а также рвать и метать было глупо. Если уж угодил в такой час, следовало прояснить для себя все, что возможно. Ступая по клумбам, полковник приблизился к крайнему освещенному окну и через открытую форточку почувствовал густой банный дух. Это был предбанник, обшитый доской-горбыльком, со столом и лавками: самовар, посуда, банки с пивом в пластиковой упаковке, и ни души. Полковник пригнулся, подобрался к другому окну и на мгновение отпрянул...

В бильярдной было трое: третьего Арчеладзе сразу не смог даже узнать все одинаково завернуты в простыни, как римские патриции. И когда он налег на стол и сощурился, прицеливаясь кием в шар, полковник неожиданно для себя мысленно выругался матом.

Это был Колченогий. А не узнал потому, что всегда бледная, с мешками в подглазьях его рязанская физиономия раскраснелась, распарилась и напоминала лицо здорового человека. Колченогий забил шар и пошел выискивать другой. Комиссар стоял в ожидании, опершись на кий, как на посох. Худосочный, тщедушный, без одежды, «папа» заворачивал через плечо руку и что-то пытался достать на спине. Не достал, повернулся и попросил Комиссара. Тот снял со спины березовый лист и шлепком приклеил «папе» на лоб. «Папа» равнодушно смахнул его — подоспел черед бить: Колченогий промахнулся.

Полковник тихо отошел от окна и в забывчивости остановился. Что-то хотел сделать еще... Не вспомнил, огибая машины по розарию, выбрался на дорожку и пошел к калитке. Но возле нее спохватился, вернулся к кустам роз и наугад выломал цветок на длинной ножке и, спрятав под полу плаща, вышел с территории дачи.

На обратном пути опять проверяли документы, и хорошо, что роза, зацепившись за подкладку плаща шипами, не выпала — могли задержать за кражу.

Назад он ехал без «попугая», но несколько раз пролетал на красный, что с ним никогда не случалось. Только по дороге он вспомнил одну из своих парадоксальных версий, по которой, совершенно не зная отношений «папы» и Колченогого, вычислил их родство по степени сложности и странности этих фигур из всей высшей партноменклатуры. И сейчас лишь убедился в своей правоте. Но каким образом в эту компанию попал Комиссар? Еще довольно молодой человек, имеющий хоть и кремлевское, но «пожарное» прошлое? Эх, вот бы куда послать Нигрея с его «прилипалами»! Вот бы чьи стеклышки послушать! И тогда бы открылись многие тайны...

И вдруг словно током пробило: если все они — одна компания, то как же теперь расценивать события на посту ГАИ?! Неужели они вот так собрались втроем, прикинули, разработали операцию и решили унизить его, растоптать, сломать? Но за что? Почему?..

Он не хотел больше думать об этом; он оправдывал «папу» — только неизвестно зачем! — что Комиссар — человек многоликий. Это он один придумал ему казнь через глумление над личностью... И тут же находил контраргументы: что, если это их месть за Капитолину? Муж и любовник отомстили ему за женщину... Но ведь бывший муж и бывший любовник!

К концу пути он совсем запутался, свернул не туда и поехал «против шерсти» — по улице с односторонним движением. Да все равно в безлюдной Москве ничего не заметили...