Сергей Алексеев - Сокровища Валькирии. Звездные раны

— Не «Роял» случайно? — про себя усмехнулся Зимогор, однако начальник партии ничего не заметил, продолжал говорить страстно, и его обнаженные по плечи руки покрывались мурашками.

— Наш, отечественный, натуральный! Помните, был с белыми этикетками и надписью «Пить не дыша»?.. Я ему говорю, Леонид Иванович, город-то пустой! Мертвый! Он не слышит, на спирте замкнулся. Дескать, ночь на дворе, нормальные люди спят. Солнце не заходит на ночь, висит над горизонтом… Стал уговаривать, чтобы сходить и подломить магазин, мол, окошко там щитом прикрыто, а за ним — стекло, выставить его и меня всунуть… Я тогда худой был, да и после голодухи — кожа и кости. Трясу его, ору — мне еще страшнее стало; он так и не внял, отматерил меня и пошел в одиночку. Пока он лазил в магазин, я «Беломор» изучил и газету, которую мастер в киоске прихватил. Папиросы ленинградской фабрики, аж восемьдесят четвертого года выпуска, а газета «Правда» — от 19 февраля восемьдесят шестого. Двухлетней давности!.. Тут вернулся Леонид Иванович, уже слегка косой, принес десять бутылок и пол-ящика банок с тушенкой… Я опять ему про мертвый город, а он через три минуты лыка не вяжет. Уснул как подрубленный. Хлебнул на голодный желудок…

— Погоди, Ячменный, — перебил Зимогор. — Ты вроде бы начал говорить о керне, но слышу пока сказки.

— Это не сказка, Олег Павлович… Это моя тайна. Никому не рассказывал…

— Мы уже взрослые люди… Так что с керном?

— Да мы стояли-то возле здания экспедиции, номер 17. Пошел в разведку, — заспешил Ячменный с тоскливым видом, — ждал, когда мастер проспится… Там огромное кернохранилище, потом я туда вездеход загнал, как-то страшновато стоять в мертвом городе… Вообще-то я искал радиостанцию, чтоб сообщить, где находимся… Радиорубку нашел, но аппаратура снята. А так все на месте, мебель, телефоны, бумаги, только все покрыто тленом, везде запах мертвечины… И карт нет, видно, секретные были, номерная экспедиция…

— Залез ты в кернохранилище, а дальше что?

— Три дня там простояли! Мастер все спирт жрал!

— Хорошая у тебя была практика…

— …Очень схожие породы, — не взирая на издевки продолжал Ячменный, — с этими, что здесь! Туфы и лавы… Иногда один к одному! Структура, текстура, цвет, твердость…

— Как же ты запомнил?

— Говорю же, зрительная память… Три дня по ящикам ползал, пока стояли. А тогда мне еще интересно стало, что за город, на что экспедиция работала, почему бросили…

— Из тебя бы действительно вышел классный геолог, — посожалел Зимогор. — Зачем ты связался с бурением?

— По нужде, — вдруг признался тот. — Я сдавал экзамены по специальности «Геология и поиски», но по конкурсу не прошел. Успел перебросить документы на «Технику разведки», там проскочил…

— Предположение интересное, — не сразу отозвался Зимогор. — Но не реальное. Сам ты как это представляешь?

— Никак, — вдруг отрезал Ячменный. — Я излагаю фактуру. И несу ответственность за свои слова. А вы проверяйте, доказывайте…

— Я не уполномочен вести никакие проверки. А всякая инициатива у нас наказуема, ты же знаешь. И стоит больших денег. Меня прислали разобраться с аварией, потому что главный инженер в отпуске, а главный геолог болеет. Некому спасать честь экспедиции.

— Но мне же никто не поверит, кроме вас!.. — закричал и осекся Ячменный. — Тогда тоже не поверили…

— Когда?

— Да там; на Таймыре!.. Мастер спирт лакал — не просыхал, вездеходчик вообще пропал. Трое суток я проторчал в мертвом городе! Леху поймал, а он уже был полный идиот, улыбался и говорил, что останется с семьей и никуда не поедет… Загрузил я Леонида, сел за рычаги сам и куда глаза глядят… На четвертый день бензин кончился. Я весь спирт в бак залил и еще сутки ехал, пока двигатель не заклинило. Мастер проспался, хватился, выпить уже нечего, а было двенадцать ящиков… Чуть не убил меня, в тундре скрывался, пока Леонид Иванович в себя приходил. Потом встретили талабайца на оленях, тот показал, где геофизическая партия стоит. Вышли к ним пешком, а оттуда кое-как к своим улетели. Мастер предупреждал, чтоб не говорил правды, но я все рассказал, как было. Не поверили, списали все на пьянку…

— Правильно сделали, — проговорил Зимогор, раздумывая.

— Ладно, вот смотрите своими глазами, — начальник партии выложил полевую книжку геолога, прошнурованную и опечатанную, что говорило о ее секретности. На титульной странице значилась фамилия — Грешнев А. К., старший геолог участка и дата— 6 мая 1984 года. Далее шло обыкновенное полевое описание керна — документация скважины 21 от нуля до трехсот тридцати метров.

— Смотрите здесь, Олег Павлович, — ткнул пальцем Ячменный. — Единственная географическая привязка — река Балканка.

— Любопытное название…

— Нет такой реки в природе. На Таймыре есть река Балганка, точнее, даже речушка, отсутствующая на картах.

— Это пока ни о чем не говорит, — начал было Зимогор, однако начальник партии откинул заднюю корку книжки и достал черно-белую фотографию любительского качества.

— Вот этот город! Полюбуйтесь! На фоне серых двухэтажных домов стоял человек в штормовке с таким же серым бородатым лицом. А за его спиной, вдали, поднималось гигантское, какое-то инопланетное сооружение — стеклянная сфера…

— Это может быть любой другой город, — не сдавался Зимогор. — А потом, мне бы разобраться со скважиной в Горном Алтае, а не на Таймыре.

— А вы почитайте описание керна! Один к одному с тем, который нам в ящики подбросили.

Зимогор открыл последнюю страницу полевой книжки и заметил надпись, сделанную другим почерком — размашистую, начальственную, — подошел к окну и прочел: «Анатолий Константинович, вы геолог, а не участковый врач, пишите разборчивее. С. Насадный».

В геологических кругах был известен лишь один человек с такой фамилией — питерский академик Святослав Людвигович Насадный, самый крупный в мире специалист по астроблемам…

Открытие таймырских алмазов, их содержание на тонну породы и запасы потрясали воображение всех, кто слышал эти цифры. Возникала реальная возможность прорваться и захватить мировой рынок, но не с ювелирными камнями, а с техническими, голод по которым ощущался все сильнее, особенно со стремительным развитием новейших технологий. Серый, невзрачный алмаз становился дороже кристаллов чистой воды, ибо требовался повсюду — от простого надфиля до металлообрабатывающих станков высокой точности, а искусственные камни оказывались некачественными и слишком дорогими.

Тут же, в короткий срок, можно было стать монополистом и вытеснить «Де Бирс», выбрасывая на рынок технические алмазы не в тысячах карат, а в центнерах.

Но все уперлось в Божественный промысел: требовалось отделить зерна от плевел, алмаз от вмещающей породы. Большеобъемная проба, отправленная самолетами в Мирный на алмазную фабрику, принесла горький результат: имеющаяся техника извлечения драгоценного камня абсолютно не годится для добычи, а ничего иного в мире нет и пока что не предвидится. Несколько оборонных КБ взялись за разработку оборудования и технологии, однако очень скоро посчитали, прослезились и забрели в тупик. В любой момент месторождению могли вынести приговор — законсервировать на неопределенный срок, а всем, кто мечтал вышвырнуть с мирового рынка «Де Бирс», наказали вести себя с этой компанией корректно и вежливо, иначе, мол, не продадим и якутские алмазы.