Сергей Алексеев - Сокровища Валькирии. Земля сияющей власти

Мамонт промолчал.

Зелва открыл Книгу Будущности. И для того, чтобы познать ее, стать Вещим, ему потребовалась всего четверть часа. Много это или мало — рассудить было невозможно, ибо ответить на такой вопрос смог бы сам Зелва или другой Вещий Гой.

Она ждала хоть какого-нибудь слова. И, не дождавшись, спросила:

— Тебе здесь нравится?

— Нравится, — проронил Мамонт. — Если бы пошли сильные дожди и речка разлилась, это место напомнило бы... Хотя, нет! Ничего не похоже! Все это действительно грезы! Идем отсюда!

На вилле царила роскошь необычайная. Он осмотрел пустыми глазами свои апартаменты, больше напоминающие внутренность шкатулки с драгоценностями: огромный кабинет и смежную с ним спальню, — открыл шкаф старинного красного дерева и переоделся в белый летний костюм. Ему было приятно, что размер одежды точно подходил под его рост и фигуру: все это подбирала и приобретала Дара, с явным расчетом на него, и оброненная ею фраза о том, что она якобы не знала, кто приедет под именем Ирвин Борг, была типичным женским кокетством. Надо отметить, приятным, ибо ждали здесь именно его, Мамонта, а не придуманного скандинава.

— Какой у нас самый невзрачный автомобиль? — спросил он, без стука появляясь в комнате Дары.

«Жена» в эту минуту переодевалась. Он давно не видел ее смуглого и светящегося тела, способного взбудоражить любого мужчину. Он ждал ответа и откровенно любовался ею, с удовольствием отмечая, что совершенно не испытывает к Даре плотской страсти, как это было раньше.

Она вдруг рассмеялась, заговорила по-русски:

— Знаешь, я вспомнила наш зеленый «Москвич»! Он сейчас бы нам пригодился. Скажи, куда мы едем, и я назову тебе марку автомобиля.

— Мы едем в Президио, — обыденно проговорил он.

Дара резко обернулась к нему, сделала несколько шагов.

— В Президио?.. Ты знаешь, что там, в Президио?

— Знаю, там была военная база, а теперь чертоги кощеев.

— Прости, милый, я забыла. Мне все вспоминается Москва и тот... Мамонт. Еще почти незрячий, страстный... Помнишь, как ты приставал ко мне? — она погрозила пальчиком. — Особенно, когда выпил эликсир любви «Валькирия»!

Ее скульптурно вылепленный живот слегка подрагивал, напоминая танец живота гейши Айоги на охотничьей базе «империи» Тойё.

— После этого я познал Книгу Камы, — сказал он.

— Да, — с сожалением произнесла Дара. — Мои чары больше не действуют на тебя?

— К сожалению, нет.

Она засмеялась, коснулась на секунду своим телом, поцеловала в щеку.

— И все-таки — к сожалению! К сожалению!

— Так что, дорогая, есть у нас подходящая машина для Президио?

— Есть, — она смахнула смех со своего лица. — Коллекционный черный «понтиак». Этот урод как раз будет для такого места. Вообще там принято ездить на катафалках. У них даже вертолеты черного цвета.

— Тебе страшно? — угадал он.

— Мне неприятно ехать туда, — Дара убрала приготовленное платье в шкаф и достала другое, ослепительно белое.

— Прости, дорогая, но я без тебя не обойдусь.

— Понимаю, милый, — она слабо улыбнулась. — Сам виноват, избаловал меня в Москве. По наивности своей все хотел сделать сам.

— Больше не буду баловать, — заверил он, однако поправился: — Ну если только изредка, в знак особого к тебе расположения... И прошу тебя, одевайся побыстрее.

— Как ты сильно изменился, — с радостной грустью вымолвила Дара. — С дороги не принял душ, не выпил кофе... Извини, дорогой, твоя поспешность напоминает суету.

— Соль Знаний я вкушал в «колонном» зале, — холодно объяснил Мамонт. — Надо мной все время опускался потолок. И я почувствовал там краткость человеческой жизни.

— И даже несмотря на это, никогда не торопи Дару, стоящую у зеркала. Энергия очарования к нам приходит через это стекло.

— Да, прости, я забыл об этом. Подожду тебя в машине.

— «Понтиак» стоит в четырнадцатом боксе, — не отрываясь от своих занятий, сообщила она.

Мамонт выгнал автомобиль к подъезду и через несколько минут появилась Дара. Он отвел глаза в сторону...

— Теперь я готова, — сказала она, усаживаясь за руль. — Тебе, милый, сегодня лучше побыть в качестве пассажира. Посмотри на этот Новый Свет. И особенно на полицейских.

Стражи порядка вытягивались и козыряли, завидев коллекционный черный автомобиль совершенно абсурдных очертаний и форм. Они исправно и невозмутимо отдавали честь, даже когда лихая Дара мчалась на красный свет или выезжала на полосу встречного движения, распугивая машины.

А сам Новый Свет лежал, как удав, заглотивший пол-мира и теперь в безразличной, бесчувственной неподвижности переваривающий еще живую пищу...

Снегопад не прекращался, белая стена в ночи расступалась перед ними и тут же смыкалась за спиной. Шли напрямую, по дороге, когда-то соединявшей обсерваторию на горе Астре, Сатву и уездный городок Пловар в единый мир, ныне разорванный зоной. Этот путь был частью древнего Пути к Сущности Мира внешне ничем не примечательной горе, являющейся между тем сакральным центром Земли Сияющей Власти.

Всего какую-то тысячу лет назад арийские народы знали этот Путь и охраняли его от космоса Земноводных, несущих за собой Великий Хаос, ибо состояние хаоса начиналось там, где заканчивалось знание Путей Земных и Небесных. Последний прорыв к Сущности Мира совершил Вещий князь Святослав. Разгромив Хазарию, оседлавшую узел Южных Путей и Белую Вежу, он двинулся в Землю Сияющей Власти, также захваченную волжскими булгарами — плоть от плоти и кровь от крови хазарского каганата. Он сел на Сатве и сказал: «Середина моей Земли здесь!»

И был убит Земноводными кощеями с соблюдением ритуала Великого Хаоса: из отчлененной головы его выскребли твердый мозг и заполнили символической жидкостью — красным вином.

Эта хмельная чаша означала, что отныне арийские народы пойдут одним путем — к Великому Хаосу, ибо Святослав был последним Светлейшим князем.

И некому стало носить свет и давать огонь.

Эту соль принес Грифу Авега, явившийся на обсерваторию в снежную ночь, и теперь Арчеладзе шел, прикрытый плащом Дары, и чувствовал горечь. Хлеб же — пища для размышлений, — был сухим, черствым и не менее горьким.

Запорошенный рыхлым снегом Пловар лежал между гор, как один белый сугроб с черными точками окон и брызгами редких фонарей, матово светящихся сквозь пелену. Абсолютно пустые улицы, шуршащая влажным снегом тишина создавали впечатление мертвого городка, оставленного жителями. По сути, так оно и было: Пловар около полугода обстреливался хорватской артиллерией, установленной на горах, с целью вытеснить сербское население. Оповещенные заранее мусульмане ушли, и когда городок опустел, вернулись и заняли лучшие дома.