Борис Конофальский - Башмаки на флагах. Том второй. Агнес

— Да что вы господин, все как положено, первым листом в церковной книге лежит, — отвечал монах.

— Хорошо. Брат Ипполит, брат Семион едет сегодня в Ланн, тебе придется заменить его на службах в храме, — говорит Волков тоном, что не допускает даже мысли о возражениях.

— Господин… Я и не знаю, всех обрядов, — пугается брат Ипполит.

— Он справиться? — теперь Волков спрашивает у брата Семиона.

— Брат Ипполит человек ума отменного, что не знает, то по псалтырю прочтет, — отвечает тот.

— Хорошо, ты же поедешь в Ланн.

— К архиепископу?

— Нет. К нему я позже сам поеду. Ты поедешь к аббату монастыря Святых Вод Ердана, казначею Его Высокопреосвященства брату Иллариону. Надеюсь, ты помнишь такого?

Брат Семион кивал, он помнил казначея курфюрста. Наверное, второго человека по значимости при дворе принца.

— Передашь ему письмо от меня, а на словах скажешь, что нужен тут для дела общего отец твердый в вере, чтобы опорой мне был. Мудрый такой, как отец Теодор, вряд ли уже найдется. Так хоть твердого пусть найдут.

Монахи кланялись и уходили, а сверху уже переваливалась старая монашка, за ней шла и жена. Слуги чертовы, все всегда слышат. У обеих уже слезы в глазах:

— Господин, что, преставился наш епископ? — с дрожью в голосе спрашивал мать Амелия.

— Преставился. По утру.

— Поеду, хоть в последний путь провожу, — рыдала старуха.

— Никуда ты его не проводишь, сиди дома. Его повезут в фамильное поместье, отпевать там будут, хоронить в семейном склепе в семейной церкви.

Женщины дружно завыли, закрывая рты платками. Хотя жене-то из-за епископа что рыдать?

И чтобы не выть с ними, Волков встал и быстро пошел на двор. А там, сев на коня, поехал в полк. Куда же солдату еще податься.

В последние два дня полковник кавалер был в полку безотлучно. Ел вместе с офицерами, с ними же занимался делами, первыми из которых было получение тягловых лошадок от купцов без денег, под расписки. Купчишки артачились, но уговорить их все-таки удалось, предложив за конскую голову на два талера больше обычного. Теперь его общий долг перед купцами Фринланда был почти шесть тысяч талеров. Ну и ничего. Тем более, что пока он отдавать этот долг не собирался.

Трубачей нашли хороших. Два красавца, и по одежде, и по делу. Бертье переманил их из Эвельрата. Барабанщиками пока оставили мальчишек. Как только трубачи приехали, так стали уже солдат выводить на построения, на боевое слаживание. Чтобы к друг другу привыкали, чтобы сержанты знали своих людей, а люди узнавали своих сержантов в строю, чтобы учились слышать сигналы и приказы. Капитан-лейтенант Брюнхвальд нашел хороший холм рядом с лагерем. Холм возвышался над проселком, что тянулся по берегу реки, через заросшие репейником и лопухами пустыри. Места там хватало, чтобы разом выстроить всех людей, что есть. Брюнхвальд ставил на холм стул, ставил флаг с гербом Волкова, садился под едва колышущийся от весеннего ветра тяжелый стяг, расставлял рядом трубачей и кричал мальчишкам барабанщикам:

— А ну-ка, бездельники, играйте «Строиться»!

Мальчишки бодро играли дробь. Солдаты, подгоняемые сержантами, становились вдоль дороги в колонны по четыре. Первый ряд — рота самого Брюнхвальда, четыреста двадцать человек отличных солдат, сто из которых — доппельзольдеры, почти все из них в доспехе на три четверти. Второй и третий ряды тоже хороши, почти сто пик у них. Остальные — с алебардами, копьями, топорами и протазанами. Пока ими командовал Рене; решено было, что он будет заместителем Брюнхвальда. Карл сам предложил его, а как иначе: Рене — родственник полковника. Рота же самого Рене состояла из ста шестидесяти солдат; те, конечно, похуже. Если первые ряды еще куда ни шло, то последний ряд — в основном кирасы и шлемы, а есть и без кирас. Некоторые просто в стеганках. В руках у многих годендаги. В роте Рене сто сорок человек, ей пока командует новонанятый ротмистр Курт Хайнквист, сорокалетний, отмеченный шрамами человек. Волков с ним не знаком, но Брюнхвальд говорил с ротмистром и решил, что человек это опытный и требовательный, который перед солдатскими корпоралами лебезить не будет. А это всегда важно. Ставить под сомнение слова своего лейтенанта полковник не хотел. Раз Брюнхвальд говорит, что Хайнквист хороший офицер, то так тому и быть. Рота Бертье такого же качества, что и рота Рене. И по численности почти такая же. Командует ей пока Бертье, набирает людей в Эвельрате, первый сержант роты — Миллер. Его Волков знает. Проверенный старый сержант из людей Брюнхвальда.

Барабанщики бьют дробь.

Капитан-лейтенант морщится — строятся солдаты медленно, несмотря на окрики и ругань сержантов. Нужно больше тренироваться, иначе полковник доволен не будет. Второй линией, за дорогой, вдоль берега реки, становятся стрелки. Арбалетчик, ротмистр Джентиле, ставит своих людей в два ряда. Их всего сто сорок восемь человек. Они явились на учения со своими большими раскрашенными роскошными щитами, в отличной яркой одежде, часть из них — с большими рессорными арбалетами, которые без воротов и не натянешь. Из таких арбалетов длинные болты под хорошим углом могут пробивать кирасы с тридцати шагов. Построились, ряды ровные. Встали так, что смотреть любо-дорого, сразу видно — отличные солдаты. А левее ламбрийцев встали аркебузиры и гордость Волкова — мушкетеры. Командуют ими капитан Роха и «сопливые» ротмистры Хилли и Вилли. Ясное дело, что им сержантами быть рано, но Роха убеждал полковника, что лучше них в его ротах никто с мушкетом не управится, да и солдаты, что много старше мальчишек, им перечить не смеют. Ведь молодые офицеры с первых дней в его войске. И как ни крути, а кое-где с Волковым уже побывали и кое-что уже повидали. Может, им и не хватает навыков командиров, но уж храбрости в них хоть отбавляй, это Волков еще по Ференбургу понял. А еще у обоих молодых людей большая тяга к учению. Волкова, Брюнхвальда, Роху всегда слушают со вниманием. Оба старательные. Так и быть, пусть пока побудут ротмистрами. Стрелков у Рохи почти сто девяносто человек, восемьдесят семь их них — мушкетеры.

Как только все построились, приехал сам полковник со своим выездом. Все при оружии и доспехах, и Волков не исключение. В полном великолепном своем облачении, только перчатки и шлем не одеты. И под малым своим знаменем, что нес Максимилиан.

Бросил поводья коня одному из братьев Фейлингов, поднялся на холм к своему лейтенанту, сел на раскладной стул под своим главным знаменем. Тотчас ему подали стакан с вином. Выезд почти весь спешился, стал за командиром. Поставив между ног меч, Волков оперся на эфес, осмотрел строй.

Первыми рядами, поротно, стояла пехота, за ними, в десяти шагах, арбалетчики и стрелки.