Борис Конофальский - Башмаки на флагах. Том второй. Агнес

Волков серьезно злился на нее, лицо его всегда выдавало, а то было за столом, за обедом, в конце его, когда он только вино пил. И жена, и Бригитт заметили в его лице раздражение. Конечно, женщины хотели спросить, что там в письме его так злит, но не решались. А он стал читать дальше.

А племянник ваш болел животом, да недолго, слава Богу, хвори у него идут нетяжко и проходят быстро. И ест он хорошо, так что кормилица молоко добывать не успевает, хоть и кормлю я ее хорошо, и растет ваш племянник заметно.

Любимый брат мой, еще об одном вас прошу, добудьте мне того лакомства, что Агнес готовила. Сие лакомство мне очень пригодилось бы. То, что вы давали мне, уже кончилось. Целую вас крепко, братец мой. А деньги через посыльного можно передать.

«Ишь ты, распутная, расточительная и взбалмошная, а зелье Агнес додумалась обозвать лакомством, все-таки не совсем она дура».

Волков свернул письмо и спрятал под колет на груди. Не захотел оставлять его на столе, вдруг позабудет. И Элеонора Августа, и Бригитт это видели. Они знали, что гонец приехал от графини, и хотели знать, как у нее дела при дворе. А поведение кавалера еще больше разжигало любопытство женщин. Но лезть с расспросами сейчас ни одна, ни другая не решались.

А кавалер на женщин внимания не обращал, сидел, закрыв глаза рукой, и думал.

Брунхильда просила денег — значит, он даст ей их. Пятьдесят талеров деньги для него пред походом, конечно, нелишние, но ее ценность намного выше. Да, распутная, да расточительная, и глупая бывала, и визгливая, а еще по ослиному упрямая, но теперь она ему была очень нужна. Именно во дворце герцога нужна. Если ей удастся заполучить расположение герцога, то она без всякой войны и распри могла решить дело о поместье для «племянника». Но это мелочи, пустое, черт с ним с поместьем, главное — она могла помочь Волкову замириться с Его Высочеством.

Мир с герцогом — вот, что для него было самым важным, это было даже важнее, чем мир с соседним кантоном. Потому он и пошлет ей пару золотых, еще пошлет кого-нибудь в Ланн, к Агнес за приворотными духами. Только вот кого послать? Максимилиан наотрез отказывается ездить к Агнес. Увалень — так он еще раны не заживил. Другого кого? А кого? Кому он мог доверять? Таких, к сожалению, было не много.

Девка, собиравшая посуду со стола, привлекла его внимание:

— Гонца от графини накормили?

— Да, господин, теперь вас дожидается.

— Принеси мне бумагу и чернила и скажи там кому-нибудь из мужиков, чтобы разыскали мне Сыча.

Пока писал письмо, да пока открывал сундук с деньгами, пока отдавал письмо и два гульдена, а это больше чем пятьдесят талеров, посыльному, уже и Сыч объявился. Как всегда, был он с приятелем своим.

Кавалер отвел его в сторону:

— О деле этом, даже дружку своему не говори.

— Понял, экселенц. А что за дело?

— Поедешь в Ланн…

Сыч сразу поморщился.

— К Агнес, что ли?

— Ты мне морду не криви, не криви, — кавалер показал ему кулак, — поедешь, говорю, в Ланн, к Агнес, возьмешь у нее духи, она знает какие. Скажешь, что мне нужны. Духи те отвезешь в Вильбург, графине. Она в замке у герцога живет.

— Значит, найду. А может письмецо для госпожи Агнес какое черкнете? Мало ли у нее каких духов. Чтобы она точно знала, какие вам нужны.

— Никаких писем, все словами скажешь. Нужны те духи, которые бабам надобны для приворота мужчин. И в доме у Агнес не ночуйте, и дружка своего туда не води.

— Понятно дело, — соглашался Сыч.

— Если задержка какая случиться, сразу через почту мне отпиши, — Волков протянул Сычу два талера. — И через неделю тут тебя жду, дело новое тебе будет.

Тот взял монеты с обидой:

— Экселенц, это нам с Ежом впроголодь неделю жить.

— Молчи, дурень, не наглей. У меня семья мужика четыре месяца на два талера живет, а вам их на неделю мало? Тут и на прокорм коням, и вам на харчи, и на постой с лихвой будет.

— Экселенц, — канючил Сыч.

— Убирайся, — Волков пригрозил ему пальцем, — я тебе, подлецу, еще конюха барона не забыл!

Он был готов все сделать для Брунхильды. Сейчас она могла стать самым важным для него человеком. И чтобы обрести влияние на герцога, он сам бы, если было бы нужно, поехал бы в Ланн к Агнес за ее чудодейственным зельем:

— Дело важное, очень. Не подведи меня как с конюхом.

— Вот будете теперь вечно вспоминать про то!

— Не подведи меня, Фриц Ламме, — повторил кавалер.

— Да не подведу, не подведу, экселенц, — обещал Сыч и уехал в тот же день.

А тут и хорошая новость подоспела. Приехал купец Гевельдас, вид у него был кислый. Волков уже думал, что какая-нибудь беда опять, а все наоборот вышло.

— Позавчера еще был я в Шаффенхаузене.

— Так, и что говорят в столице врагов моих? — спросил кавалер.

— В столице врагов ваших несчастье.

— Нет вестей приятней, чем вести о несчастии врагов твоих, — радовался Волков. — Ну, так говори же, купец, что у них там произошло плохого?

— А несчастье у них такое: слишком сильны были в эту весну грозы в горах.

— Вот как?

— Да, так сильны, что оползнями смыло все дороги, что шли на юг через оба перевала, да еще важный мост смыло. Наш друг говорит, что все деньги, что совет кантона собирал на войну всю зиму, придется тратить на ремонт дорог и строительство нового моста.

Вестей лучше он и не наделся услыхать. Кавалер даже не верил, что сие правда.

— Уверен ты, друг мой, что кантон все деньги на ремонт дорог потратит?

— Так как же мне уверенным не быть, если я подряд получил на поставку заступов ста двадцати штук, восьмидесяти лопат и тридцати пил. Уже закупаю все надобное. А еще они хотят тачки купить, пока, правда, не знают, сколько, и пеньковых веревок много, — отвечал купец.

— Ах, как это вовремя, Бог и вправду ко мне внимателен, — говорил кавалер, чуть задумавшись.

Это было и вправду очень ему на руку. Что не говори, а уходить на север воевать с мужиками, оставляя свое поместье на разорение горцам, ему очень не хотелось, а теперь руки у него были развязаны. Пока кантон построит дороги, пока соберет деньги на новое войско, он, может, уже и вернуться успеет.

Кавалер взглянул на купца, а у того лицо все так же кисло было.

— Ну, друг мой, а ты-то что печален?

— Да печаль то у меня одна, господин, — мямлил Гевельдас.

— Говори.

— Купцы, что ваши векселя и расписки принимали, все спрашивают, когда вы платить думаете по ним?

— В каждой расписке моей написано, когда я буду платить, чего же еще спрашивать? К чему лишние вопросы?

— Так-то оно так, но слухи ходят, что купцам из Ребенрее и Малена вы уже векселя гасите. А купцам из Фринланда еще ни одного векселя не погасили.

Да, так оно и было. Волков действительно расплачивался по векселям в Малене. И действительно не погасил ни одной расписки во Фринланде. Мало того, он и не собирался гасить векселя для фринландских купцов. Пока, во всяком случае.