Борис Конофальский - Башмаки на флагах. Том второй. Агнес

Все молчат, кроме Рене, он опять раздражает Волкова, так как почти срывающимся голосом кричит:

— Лагерь? Здесь?

— А что вам не нравится, капитан? Справа от дороги глубокий овраг, слева крутой берег, поросший лесом, перегородите дорогу с запада частоколом, окопайте его, а на входе поставьте рогатки, вот вам уже и хорошая позиция. Кстати, — он продолжал злиться на Рене, — назначаю вас комендантом лагеря.

— Как вам будет угодно, господин полковник, — растерянно отвечал капитан.

— Это рискованное решение, — заметил Брюнхвальд.

— Да, рискованное, но по-другому обоз мне не сохранить точно. А вас, капитан-лейтенант, и вас, капитан Роха, я прошу срочно быть у лекарей, а после немедленно ехать в Бад-Тельц. Прошу вас как можно быстрее поправлять здоровье и возвращаться в часть. — Говорил Волков, хотя сам не до конца верил, что к тому времени, как офицеры поправятся, его часть все еще будет существовать. — Господа, отправляйтесь немедленно.

— Да, конечно, — отвечал Брюнхвальд.

— Слушай, Фолькоф, — забыв про всякую субординацию начал спьяну фамильярничать Роха, — может, мне с тобой остаться?

Это было грубо, но Волкову понравилось, что этот колченогий наглец не хочет его бросать.

— От тебя раненого толку будет немного, к врачу езжай, к монаху, как он тебя подлатает, так и вернешься. Это приказ.

— Ясно. Ладно, еще выпью немного и поеду болт из ноги доставать да дыры штопать, ты тут продержись без меня пару дней, — сказал капитан Роха.

Волков подошел и молча подал ему руку. Рукопожатие старых солдат было крепким. Также руку он подал и Брюнхвальду.

И как только раненых офицеров унесли к лекарям, закричал:

— Кашевары, носите воду, разжигайте костры, еды готовить на тысячу человек! Возницы, лошадей распрягайте, поите, кормите. Мы ставим лагерь. Гренер!

— Да, полковник.

— Вашим всадникам спать тоже не придется. Часть, десять человек с самым опытным сержантом, отправьте в дозор на дорогу и к бродам. Я не хочу, чтобы хамы появились тут внезапно. Остальные вместе с вами станут на дороге с востока. Сейчас людишки побегут, дезертиров будет много, по дороге, по оврагу побегут, по реке поплывут, все к Бад-Тельцу. Ловите мерзавцев и волоките сюда.

— Как прикажете, я все исполню, господин полковник, — отвечал молодой кавалерист, в голосе его чувствовалось желание реабилитировать себя за недосмотр у бродов. Волков был в нем уверен.

— Вилли.

— Да, господин полковник, — отвечал еще молодой офицер.

— Двадцать человек, самых бодрых, ко мне, я пойду и попытаюсь найти Бертье в том лесу у реки. Еще выставьте пикеты у реки под нами, у первого брода, на дорогу и у оврага пикеты с сержантами по десять человек поставьте.

— Будет исполнено, господин полковник.

— Остальные люди передаются инженеру Шуберту. Надо ставить частокол, а людей у него мало.

— Да, господин полковник.

— Капитан Рене, с вас двадцать самых бодрых людей, они пойдут со мной. Остальные тоже идут в помощь Шуберту. Вы же остаетесь тут за старшего, когда я уйду. Пока я не ушел, придумайте пароли.

— Да, — отвечал тот как-то невесело.

— Ротмистр Хайнквист.

— Да, полковник.

— Помогайте инженеру Шуберту.

— Как пожелаете, господин полковник.

Все, все распоряжения были отданы. Вилли убежал к своим людям, и вскоре два десятка стрелков чуть ли не бегом направлялись к нему. И солдаты из первой роты тоже шли. Хорошие были солдаты. Максимилиан стоял с его шлемом в руках, а колчан с болтами, висевший у него на боку, был полон. Вокруг уже суетились люди. Раненые кричали у палаток врачей, у реки застучали топоры, заскрипели пилы, Вилли у одной из телег раздавал своим людям шанцевый инструмент. Рене с сержантом, который за ним нес большой фонарь, указывал, куда ставить подъезжающие телеги из обоза. Всадники Гренера уезжали в темноту.

Все были при деле. Волков растер себе шею, не хотелось ему снова надевать шлем, но делать было нечего. Он собирался идти к реке, а там еще могли быть мужики.

— Максимилиан, мне нужно оружие, — он наконец спрятал сломанный меч в ножны, — есть что у меня в оружейном ящике?

У знаменосца уже все было готово, он достал из телеги старый ламбрийский топор Волкова, тот, что еще в Рютте он себе добыл:

— Это подойдет?

— Отлично, — кавалер взвесил тяжелое оружие в руках. — Да, подойдет.

Волков не собирался отсюда уходить, и дело было не в разбитой дороге, не в обозе и даже не убитых его людях, в его близких людях. Да, конечно, все это было важно, но… Он смотрел за реку, поигрывая тяжелым оружием, туда, в темноту, где должен был быть его обидчик, кавалер не хотел отсюда уходить, не хотел уступать этому железнорукому, этому Эйнцу фон Эрлихгену. Не хотел из упрямства, не хотел из-за уязвленного этим разгромом самолюбия, просто назло, в общем, уходить отсюда он не собирался, пока… не поквитается с ним. Это было нетрудно понять, ведь до сих пор кавалер не терпел поражений.

Да, рыцарь божий и полковник императора Иероним Фолькоф фон Эшбахт, коего прозывали Инквизитором и Дланью Господней, не собирался уступать этому железнорукому. Он знал, чувствовал кожей, как зверь холкой чуял, что почти все его люди, начиная от капитанов и заканчивая последним кашеваром, сейчас ненавидят и проклинают его за приказ остаться. Многие готовятся бежать, потому что боятся опасного врага. Но он собирался драться, он готов был всех, всех согнуть перед свой волей. Согнуть и заставить подчиняться себе. Он хотел драться, а значит, и все его люди будут сражаться вместе с ним. Все до последнего человека.

Двадцать солдат и двадцать стрелков, опиравшихся на копья или на мушкеты, а кто и вовсе сев на землю, уже ждали его. Грязные, усталые, голодные, не успевшие смыть пыль и пороховую гарь, ненавидевшие его сейчас за то, что после тяжелого марша и тяжелого боя он не дает им покоя и снова куда-то их тащит. Куда-то в ночь, в темноту, в опасность.

А вот Максимилиан ждал его с нетерпением, чтобы идти за ним к реке, в темноту, на поиски тел своих товарищей, на поиски Бертье, которого безмерно уважал, и Увальня, с которым был просто дружен. Которых он, как и Волков, хотел похоронить с почестями. В общем, все были готовы. Пора было выступать, ночь не бесконечная.

Волков взял из телеги подшлемник и коротко бросил своему знаменосцу:

— Шлем.

Окончание следует… в следующей книге