Борис Конофальский - Башмаки на флагах. Том второй. Агнес

— Триста талеров? Надо было отдавать бумагу.

Волков уставится на него удивленно. А убеленный сединами муж пояснял:

— Король скупает все войска, горцы толпами идут к нему под знамя, нашему императору снова пришлось собирать войско. Теперь Его Величество не долги будет возвращать, а новые займы делать будет. Так что старые долги императора будут отодвинуты в долгий ящик.

Волков даже и не знал, что сказать, даже что и спросить теперь у господ банкиров, не ведал. Получалось, что все те многочисленные вещи, что он с таким трудом вывез из чумного Ференбурга, все теперь уйдет за бесценок.

А банкиры говорят ему всякие пустые слова типа:

— Говорят, у короля будет тридцать больших пушек!

— Да еще две тысячи жандармов.

— И еще двенадцать тысяч горцев. Помимо всяких других солдат.

«Господи! Какие пушки? Какие жандармы? Какие горцы? Плевать на них на всех, и на их короля. Скажите, лучше, что мне делать с векселем? Неужели придется отдать его за триста монет?»

Он чуть выждал, чтобы успокоиться, чтобы речь его не была резкой, и спросил:

— Так значит мне не найти цены лучшей, чем триста талеров за мой вексель?

Бакиры переглядывались, пока старейший из них, Фабио Кальяри не ответил за всех:

— Учитывая то, что вы большой друг нашего дома, и что по просьбе нашей выполняли пикантные поручения, то вполне резонно будет, если мы выкупим ваш вексель за четыреста монет.

— Да, — подтвердил Энцо Ренальди, — думаю, что мы не обеднеем, если поможем нашему другу.

— А востребовать со штатгальтера деньги по-честному нет никакой возможности? — уточнил кавалер, уже понимая, что ему придется идти к Науму Коэну, который еще два года назад или около того, обещал ему, что даст за бумагу тысячу.

— У него их почти нет, — отвечал ему молодой Энрике Ренальди, — не далее, как неделю назад, он приходил занимать деньги у нас. Но мы ему отказали. Хотя он предлагал хорошие, весьма хорошие условия.

— Впрочем, есть одна возможность, — снова заговорил седовласый банкир Фабио Кальяри.

Волков внимательно его слушал:

— Если вам удастся договориться со штатгальтером и он соизволит передать нам в откуп дорожный сбор по земле Ланн, хоть на три месяца, мы тут же привезем ему пять тысяч монет, из них он и покроет ваш вексель.

— Или отдаст на откуп почтовый акциз на год по всему Ланну и Фринланду, — добавил Энцо Ренальди. — За это мы тоже готовы платить вперед.

Честно говоря, Волков не очень хорошо понимал, о чем говорят господа банкиры, но главное он уловил — возможность взыскать со штатгальтера всю сумму есть, но, возможно, придется приложить усилия. Впрочем, сначала надо вернуться с войны живым. Так вспомнив о войне, он и позабыл почти вексель. И дальше уже говорил с банкирами о войске короля, про мужиков и про железнорукого их предводителя.

Как ни крути, а Агнес становилась иной. Уже не той, что была раньше. И по характеру другой, да и внешне. Волков вернулся от банкиров уже к вечеру, а дома стол накрыт. Чему его молодые спутники были очень рады. И хозяйка дома их встречала в новом хорошем платье, с замысловатым головным убором. Сама вышла на двор и покрикивала на конюха своего, считая его недостаточно расторопным с господскими конями:

— Игнатий, не жди пока господа коней расседлают, сам все сделай, не стой.

— Да, госпожа, конечно, — суетился тот.

— За конями господ ухаживай больше, чем за нашими.

— Как скажите, госпожа.

Прямо само радушие, а не Агнес; даже Максимилиан, зная ее страшный норов, и тот смотрел на девушку чуть иначе, чем прежде. Уж и не верилось ему, что это она ему до крови прокусила, изгрызла губу в постоялом дворе в Хоккенхайме.

— Прошу вас господа, стол уже накрыт, — говорила она, улыбаясь и указывая рукой на кушанья. — Здесь заяц в сливках и с чесноком, печеный в горшке. А это говяжья требуха с тмином и луком. А тут сельди соленые. Каплун жареный целиком. Прошу вас, господа, угощаться.

Молодые люди быстро рассаживались и начинали ломать хлеба, хватать куски из чаш и горшков. А Увалень так сразу взялся разламывать каплуна, выломал себе целый бок с ногой, да еще и макал хлеб в желтый жир в блюде под птицей.

Агнес была довольна таким аппетитом молодых господ, только вот господин ее немного удручал.

— Господин мой, отчего вы ничего себе не кладете? Неужто не голодны?

— Не голоден, я был у господ банкиров, у них пообедал.

— Тогда, может, хоть вина?

— У них пил вино, лучше пива налей.

Расторопная Зельда, что прислуживала у стола, уже схватила кувшин, но Агнес встала и забрала кувшин у горбуньи, сама налила кавалеру пива. И сказала:

— Энрике Ренальди дарил мне браслет, когда вы победили безбожников.

Она протянула господину руку, чтобы тот разглядел красивый, тонкой работы браслет.

— Так ты у них бываешь?

— Один раз была на званом ужине, потом меня другие городские господа приглашать стали.

Отчего-то Волков насторожился.

— И что? Ходишь?

— Только если сильно просят.

— О чем там говоришь?

— В основном о вас спрашивают, господин. Также, часто спрашивают отчего я не замужем.

Молодые господа с аппетитом поедали все, что было на столе, и почти не слушали их разговора, а вот кавалер еще больше насторожился, смотрел на девицу пристально:

— И что же ты отвечаешь, когда тебя про замужество спрашивают?

— Отвечаю, что не мне то решать, а только лишь вам. Что партию для меня вы подыщите.

— Впредь так и говори, — отпивая пива, произнес Волков.

А сам подумал, что жизнь всякого человека, что жениться на этой внезапно похорошевшей девице, и ломаного пфеннига стоить не будет.

Когда молодые господа наелись и ушли к себе в трактир, а Ута с Зельдой убирали со стола, Агнес и говорит ему:

— А что это вы, господин, от меня ушли спать на стол, как бедный родственник, я чай не вшивая.

Волков покосился на нее и вместо ответа задал вопрос:

— А ты точно в шаре видела, что я возвращаюсь с победой?

— Когда в шар глядишь, ничего точно сказать нельзя, — отвечала девушка, — а если хотите, так я еще раз погляжу, чтобы вернее было.

Он молча взял мешок с шаром, что висел на спинке его кресла, и протянул девушке.

Та схватила его, радостная, и говорит:

— А вы, господин, не позорьте меня перед моими холопами, в постель ложитесь, а коли не желаете спать со мной, так я себе другое место отыщу.

Когда солдаты стояли в лагере у реки, они и мылись, и брились, и одежду стирали или давали стирать ее маркитанткам. В лагере они чисты и пригожи; и ботинки, и одежда у них крепки и исправны. Шесть дней марша — их не узнать. Лица их серы от дорожной пыли, серы волосы и даже ресницы серы.

Пыль смывается, если остается время от разбития лагеря и рядом есть хорошая вода, а не единственный колодец, который кашевары и возницы тут же вычерпывают почти до дна. Офицеры, конечно, стараются найти место под привал или ночевку у источника хорошей воды, но не всегда такое получается. Волков помнил случай, когда большое войско с многочисленной кавалерией в южных войнах и при большой жаре, за один вечер выпило до грязи небольшой пруд.