Аликс Хэрроу - Десять тысяч дверей [litres]

– Нет!

Я кинулась вперед и подхватила Сэмюэля, падающего вперед. Мы оба опустились на пол. Сэмюэль дрожал у меня на коленях, а моя левая рука горела от боли, потому что едва затянувшиеся раны снова закровоточили. Я вытащила промокший кляп у него изо рта, облегчая дыхание, однако его глаза продолжали отстраненно смотреть в пустоту.

Кажется, я что-то шептала («Нет, нет, Сэмюэль, пожалуйста!»), потому что Хавермайер недовольно цокнул языком.

– К чему эта истерика. Он в полном порядке. Ну ладно, не в полном – когда я отыскал его прошлой ночью, он не хотел мне помогать. Но я был настойчив. – Недоулыбка вернулась. – Вы исчезли – к слову, забрав с собой кусочек меня, – и не оставили зацепок, кроме одной: его очаровательной записки, которую вы так бессердечно бросили в Брэттлборо и которую он имел глупость нацарапать на обороте чека со штампом лавки Заппиа.

«Держись, Январри». Такое маленькое и смелое проявление доброты стоило ему стольких страданий. А я-то думала, что наказывают только за грехи.

– Он поправится, если с ним больше не случится никаких неприятностей. Я даже не стану трогать вашу псину и горничную. – Голос Хавермайера звучал уверенно, почти непринужденно. Я представила себе мясника, который ведет упирающуюся корову на убой. – Но вам придется пойти со мной.

Я посмотрела на бледное лицо Сэмюэля, на Бада со сломанной лапой, на Джейн, у которой по моей вине теперь не было ни дома, ни работы, и вдруг осознала, что для одинокой сиротки у меня удивительно много друзей, готовых пострадать ради моего спасения.

Нет уж, хватит.

Я как можно аккуратнее переложила Сэмюэля на пол. Помедлив, позволила себе пригладить упавший на его лоб темный локон, поскольку подозревала, что мы больше никогда не увидимся. Хотя бы будет о чем вспомнить.

Потом я встала.

– Ладно. – Мой голос превратился в полушепот. Я сглотнула. – Ладно. Я пойду с вами. Только не причиняйте вреда остальным.

Хавермайер следил за мной. В его глазах читалась жестокая уверенность наглого кота, который готовится наброситься на слабую и маленькую жертву. Он протянул ко мне свою обнаженную руку, и я шагнула вперед.

За моей спиной раздался звук когтей, царапающих пол, потом рычание, и Бад взвился в воздух бронзовой стрелой.

У меня перед глазами внезапно пронеслось воспоминание, отчетливое, как кадры кинопленки, о вечеринке в честь собрания Общества в тот год, когда мне было пятнадцать, и о том, как потребовалась помощь нескольких гостей и дворецкого, чтобы заставить Бада отпустить ногу Хавермайера.

Но теперь спасать его было некому.

Хавермайер издал пронзительный нечеловеческий вопль и попятился. Бад рычал, вцепившись зубами в плоть, и упирался лапами, как будто играл в перетягивание каната. Вот только вместо веревки была правая рука Хавермайера. Если бы Бад не был ранен, если бы его сломанная лапа не подогнулась, он бы, может, одержал победу.

Но Бад споткнулся, и Хавермайер выдернул руку из его зубов, разбрызгивая капли темной крови. Он прижал обе руки к груди – левую, замотанную марлей, лишившуюся трех восковых кончиков пальцев, и правую, прокушенную и изорванную, – и посмотрел на Бада с выражением такой ненависти на лице, что я поняла с пугающей ясностью: сейчас он его убьет. Вцепится израненными руками в шкуру Бада и будет держать, пока тепло не покинет собачье тело, а янтарный свет в глазах не погаснет…

Но он не успел этого сделать. Раздался металлический щелчок, словно ударились друг о друга два кремня, а потом прогремел гром.

Небольшая дырочка появилась на льняном костюме Хавермайера прямо над сердцем. Он удивленно заморгал, уставившись на нее, а потом поднял на нас взгляд, полный неверия.

Темное пятно расцвело вокруг дырочки, и Хавермайер упал. В его падении не было ни драмы, ни изящества; он просто завалился на бок, как тающая свеча, и сполз по дверному косяку.

Раздался мерзкий влажный хрип, как будто кто-то пытался всосать деготь через соломинку. Хавермайер встретился со мной взглядом и улыбнулся.

– Они не перестанут тебя искать, девочка. И готов поклясться… – Он снова издал этот влажный звук, а потом его голова повисла. – Они тебя найдут.

Я ожидала услышать еще один булькающий вдох, но его не последовало. Лежавшее на полу тело вдруг показалось мне намного меньшим, чем оно было раньше. Оно напоминало останки засушенных паучков, которые имели свойство накапливаться между оконными рамами.

Я медленно обернулась.

Джейн стояла, широко расставив ноги и подняв руки, которые, ни капли не дрожа, крепко сжимали…

Читателю известно это чувство, когда видишь знакомый предмет в совершенно непривычных обстоятельствах? Как будто глаза не могут осмыслить то, что видят?

Я привыкла видеть этот револьвер марки «Энфилд» в стеклянной витрине на столе у мистера Локка.

Джейн опустила дуло, от которого к потолку поднялся всего один завиток черного дыма. Она осмотрела револьвер с хладнокровным и беспристрастным выражением.

– Если честно, я даже немного удивлена, что он выстрелил. Это же антиквариат. С другой стороны, – недобрая, но довольная усмешка сверкнула на ее губах, и я вдруг увидела Джейн такой, какой она, наверное, была когда-то: молодой амазонкой, полной охотничьего азарта; хищницей, которая крадется по джунглям иного мира, – мистер Локк всегда заботился об экспонатах своей коллекции.

Из всех четверых присутствующих – или пятерых? можно ли считать Хавермайера? – только Джейн полностью овладела собой. Бад взволнованно скакал на трех ногах вокруг тела, поскуливая и рыча, будто жалуясь, что его лишили отличной драки. Я опустилась на колени возле Сэмюэля, который пошевелился, поморщившись и вздрогнув, как будто долго не мог очнуться от неприятного сна. Я почувствовала, как пульсирует с каждым ударом сердца моя израненная, забинтованная рука, и мне в голову пришла нелепая мысль: «Все совсем не как в наших газетных рассказах, Сэмюэль». Разве не должно быть больше крови? Больше шума?

Джейн как будто совсем не волновалась. Она коснулась моего лица прохладной рукой и посмотрела на меня оценивающе, как человек, который проверяет, нет ли трещин на упавшей фарфоровой кукле. Потом кивнула – сомнительный вердикт; я чувствовала себя совершенно разбитой – и принялась за дело. Она развернула изъеденную молью простыню рядом с Хавермайером, ловко перекатила на нее тело и потащила за дверь. Труп несколько раз стукнулся о порог с неприятным глухим звуком – да, Порог определенно опасное место, подумала я с истеричным смешком, – а потом до меня донеслось шуршание, с которым тяжелый предмет тащат по ковру из хвои.

Джейн вернулась с двумя ржавыми ведрами озерной воды. Она закатала рукава и стала напоминать скорее трудолюбивую домохозяйку, чем убийцу. Увидев меня, Джейн остановилась и вздохнула.