Аликс Хэрроу - Десять тысяч дверей [litres]

В груди снова закололо, а в голове пронесся беззвучный крик, похожий на голос Аделаиды. «Только через мой труп», – говорила она.

Йуль открыл веки. Тусклый свет заходящего солнца больно ударил в глаза, вонзаясь в мозг тысячей игл, так что он поневоле заморгал, тяжело дыша. Постепенно комната обрела четкость – маленькая, убогая, с мебелью из грубо обработанной сосны. Постель превратилась в скомканные грязные простыни. Его собственные ноги и руки, торчащие из-под покрывала под странными углами, как обломки, оставленные наводнением, выглядели исхудавшими.

Незнакомец смотрел на него бледными, как рассвет, глазами, держа в руках бокал из нефритового стекла. Йуль облизнул пересохшие губы.

– Почему? – спросил он. Его голос звучал ниже и грубее, чем раньше, как будто вместо легких у него теперь были заржавевшие кузнечные мехи.

– Почему я поступаю с вами столь великодушно? Потому что случайно оказался здесь, планируя вложить деньги в добычу минералов, – впрочем, рынок уже перенасытился, так что теперь я бы не советовал делать такие вложения, – и до меня дошли слухи о татуированном безумце, который потерпел кораблекрушение на вершине горы, в бреду рассказывает о дверях и других планетах и зовет женщину, которую, если мои информаторы не ошибаются, зовут Аделаида. – Человек наклонился ближе. Дорогая ткань его костюма едва слышно зашуршала. – Потому что я коллекционирую все ценное и уникальное и подозреваю, что вы и то и другое. Итак. – Он достал еще одну чашку, грязноватую, совсем не похожую на его резную зеленую чашу, и наполнил ее все тем же сомнительным напитком. – Сейчас вы сядете поудобнее и выпьете вот это, а потом я налью вам еще, и вы снова выпьете. А потом расскажете мне правду. От начала и до конца. – На этих словах человек посмотрел ему в глаза.

Йуль привстал, проглотил напиток – ощущения были такие, словно он глотал горящие спички, – и рассказал свою историю.

– Я впервые попал в этот мир в тысяча восемьсот восемьдесят первом году по вашему календарю и познакомился с девочкой по имени Аделаида Ли Ларсон. – Он на секунду умолк, а потом продолжил уже шепотом: – И полюбил ее на всю жизнь.

Сначала Йуль говорил медленно, короткими, отрывистыми предложениями, но вскоре из него посыпались абзацы и страницы, которые превратились в неудержимый поток. Это было не хорошо и не плохо – просто необходимо, как будто бледные глаза незнакомца камнем давили ему на грудь, выжимая слова.

Он рассказал господину о закрывшейся двери и о том, как это событие подтолкнуло его к тщательным научным исследованиям дверей. Рассказал о том, как Аделаида тоже искала его и как они воссоединились на берегу возле Города Пламм. О дочери, о том, как они отправились в путешествие к двери на вершине горы и о том, как его мир рухнул.

– И теперь я не знаю… я не знаю, как мне быть, куда идти. Мне нужно найти другую дверь, чтобы попасть домой, чтобы узнать, выжила ли она… я уверен, что выжила, она всегда была сильной… Но моя малышка, моя Январри.

– Довольно хныкать, юноша. – Икнув, Йуль притих, сплетая и расплетая пальцы, потирая татуировки («ученый», «муж», «отец»), как будто сомневался, относятся ли к нему теперь эти слова. – Как я уже говорил, я коллекционер. Поэтому нанимаю агентов для полевой работы, чтобы они путешествовали по миру и собирали различные ценности – скульптуры, вазы, экзотических птиц и все такое прочее. Так вот, мне кажется, что эти – двери, так вы их называете? – могут привести в места, где можно обнаружить крайне редкие предметы. Почти мифологические. – Человек подался вперед, излучая жадность. – Я прав?

Йуль заморгал, сбитый с толку.

– Наверное… Пожалуй, да, вы правы. За годы исследований я заметил, что предметы, которые широко распространены в одном мире, в другом могут восприниматься как волшебные по причине изменения культурного контекстуального осмыс…

– Вот именно. Да. – Незнакомец улыбнулся, откинулся на спинку стула и достал из кармана толстую недокуренную сигару. Чиркнула спичка, и по комнате распространились запах серы и синеватый табачный дым. – Так вот, мне кажется, мы можем заключить взаимовыгодную сделку, мальчик мой. – Он погасил спичку, встряхнув ее, и бросил на пол. – Вам нужен кров, пропитание, работа и – если я ничего не путаю – средства и возможности, чтобы найти способ вернуться к своей дорогой и, вероятно, покойной супруге.

– Она не…

Незнакомец не обратил на него внимания.

– Считайте, что у вас это уже есть. Все вышеперечисленное. Кров и стол, а также неограниченные средства для исследований и путешествий. Ищите свою дверь где угодно и сколько угодно, но взамен… – Он улыбнулся, и его зубы цвета слоновой кости сверкнули сквозь дым. – Взамен вы поможете мне создать коллекцию, в сравнении с которой все музеи Смитсоновского института покажутся горой чердачного хлама. Ищите редкое, странное, невозможное, неземное, даже могущественное, и привозите мне.

Йуль посмотрел на незнакомца намного внимательнее, чем до этого. От внезапной надежды сердце забилось чаще.

– А вы… Вы не могли бы нанять няньку, которая путешествовала бы со мной? Хотя бы на первое время, для моей малышки…

Тот шумно выдохнул в свои пышные усы.

– Да, на этот счет… Вы скоро поймете, что этот мир не самое безопасное место для маленьких детей. Я подумал, что она могла бы пожить в моем доме. Он довольно большой, и… – Незнакомец откашлялся, впервые за все это время отвел взгляд и уставился в стену. – Своих детей у меня нет. Она меня не стеснит.

Затем он снова посмотрел на Йуля.

– Ну, что скажете?

На мгновение Йуль онемел. О большем он не мог и мечтать: ему предложили время и средства на поиски двери в Начертанный, безопасное место для Январри, возможность двигаться вперед. Но сомнения не отпускали его. Непросто выкорчевать отчаяние, когда оно уже пустило корни.

Наконец Йуль вздохнул и протянул руку, как когда-то показывала ему Аделаида. Незнакомец пожал ее с пугающе широкой улыбкой.

– И как ваше имя, мальчик мой?

– …Джулиан. Джулиан Сколлер [15].

– Корнелиус Локк. Добро пожаловать в мою команду, мистер Сколлер.

В Начертанном, будучи совсем юнцом, Джулиан искал двери с безграничной уверенностью молодого влюбленного, который полагает, что весь мир готов подстроиться под его желания. Разумеется, временами, после целых недель безрезультатного прочесывания архивов в каком-нибудь далеком Городе, когда глаза болели от попыток разобрать замысловатые символы нескольких языков или когда приходилось много миль идти по склонам холмов, заросших джунглями, чтобы в итоге не найти и следа двери, в душу начинали закрадываться сомнения. По ночам, где-то на границе между сном и явью, мелькали мысли: «А что, если я состарюсь в поисках, но так ее и не найду?»