Андрей Дашков - Страна слепых, или Увидеть свет

«Стекла» становятся светоотражающими, но не полностью, далеко не полностью. В нижней части левого «стекла» Тень покрывается зеркальной амальгамой; граница пятна размыта и непрерывно меняет очертания, как будто оно живое и ежесекундно вытягивает ложноножки…

Час от часу не легче. С трудом отрываю взгляд от «очков» и пытаюсь сосредоточиться на управлении. Значит, нападение все-таки не прошло бесследно. Тень успела поймать кусочек Зеркала. Или Зеркало самым краем коснулось Тени — какая, в сущности, разница? Задаю себе вопрос, чем это чревато. Отвечаю: не знаю. Зато точно знаю, что присутствие парня у меня за спиной теперь вызывает неприятное ощущение вторжения в мое личное пространство. Я словно начал слышать звук чужого дыхания в темной комнате, где, как мне казалось, прежде я был совершенно один. Компашка моих внутренних голосов — не в счет. Никогда не принимал их всерьез. «Даже меня?» — спрашивает Желчная Сучка злым ревнивым голосом. Даже тебя, родная. Думаешь, я не понимаю, что ты — это тоже я? Хоть ты и баба до мозга костей. Но избавляться от тебя не собираюсь, ты еще пригодишься. Должен же будет кто-то готовить мне жареные бананы. Остров ждет меня.

Баннер, укрепленный на растяжке высоко над дорогой, сообщает: до границы города 2 км. И предупреждает: не забудьте заправиться. Еще один пережиток времен приятного изобилия.

Я редко ездил быстрее. Слава тебе господи, злосчастный кротовник остался позади. И даже пару часов спустя меня не покинуло желание избавиться от пассажира под любым, пусть самым дешевым, предлогом. Как говорил Санта, когда его пробивало на философию: «Нельзя прожить сколько-нибудь долго и ни разу не почувствовать себя дерьмом. Но это далеко не худшее, что может с тобой случиться».

Когда сбиваешь не успевшего убраться с дороги крота, поздравляешь себя: одним меньше. Едешь дальше и лишний раз не оглядываешься.

Когда сбиваешь собаку, становится кисло во рту. Плохая примета. Иногда, если позволяют обстоятельства, останавливаешься, чтобы закопать труп и тем самым хоть немного оправдаться перед демоном, собирающим налог с твоей былой удачи.

Когда сбиваешь зайца или дикую свинью, то вначале лицемерно сожалеешь о содеянном. Потом сидишь у костра, глотаешь вкуснейшее жареное мясо кусок за куском и говоришь себе: ну что же, ничего не поделаешь, когда-нибудь — может быть, даже скоро — кто-то обглодает и твои кости. Запасаешься мясом впрок и едешь дальше.

Когда сбиваешь косулю, чувствуешь примерно то же самое. Останавливаешься, вылезаешь из машины, оглядываешься по сторонам, выбирая место для костра. В случае необходимости счищаешь ножом кровь и шерсть с радиаторной решетки. Подходишь к мертвому животному в предвкушении сытного обеда — и у тебя пропадает аппетит.

Из бока косули торчала пятая нога. Не то чтобы я видел подобное впервые — попадались мне и двухголовые собаки, — но жрать мутанта что-то не хотелось. Дурацкие предрассудки. Интересно, откуда они у меня. Санта особой разборчивостью в еде не отличался. Однажды зимой мы с ним были вынуждены жрать падаль и считали, что нам повезло. Это позволило выжить.

Я сунул нож за голенище сапога и вернулся к машине. Впервые за много дней достал пачку сигарет и закурил. Пятая нога, надо же. Чепуха — и думать не о чем. Просто очередное напоминание о том, что все движется куда-то не туда. Или это я пытаюсь плыть против течения — свидетель прошлого, которому давно полагалось бы сдохнуть. Кому я мешаю, кроме тварей? Может, сам того не подозревая, нарушаю какой-нибудь закон маятника? Туда-сюда, туда-сюда. С остановками в верхних точках. И с неизбежным падением.

На моей памяти искажения нарастали медленно, но верно. Изнасилованная природа сначала сопротивлялась, потом впала в кому. Потом пришла в себя и начала мстить.

Кроты ничего этого не видят. А чего не видишь, того и не существует. Неведение — лучшее средство против бессонницы и дурных мыслей.

Мотель назывался «Дрозды» и на удивление хорошо сохранился. С одной стороны, это вселяло надежду чем-нибудь поживиться. С другой стороны, подобный подарок внушал опасения, поскольку нетронутый мотель мог быть признаком того, что я ненароком въехал на Черную Милю.

Но возвращаться я все равно не собирался, а сворачивать не имело смысла — если верить легенде, с Черной Мили не свернешь, пока не проедешь ее до конца. Поэтому я решил хотя бы несколько часов пожить с комфортом, как жили люди в добрые старые времена. Пожертвовал несколько литров горючего электрическому божку и запустил установленный в сарае аварийный генератор.

Когда вывеска из ртутных трубок замигала в сгущающихся сумерках, я долго смотрел на мертвенный голубой свет и пытался представить себе города в огнях, совместное движение тысяч зрячих, их расслабленное беспечное существование, веселые ночи, скучные дни — но в памяти неизменно всплывали только фотографии из журналов: залитые многоцветным сиянием проспекты и фонтаны, застывшие потоки машин, сигнальные пунктиры самолетов в небесах…

Здесь все принадлежало иному миру. Только вывеска мерцала, будто единственный росчерк под долговой распиской, сделанный исчезающими чернилами на серой бумаге. На придорожных столбах расселись недоумевающие вороны. Никаких дроздов я не заметил.

Пересчитал я спутников падали — и выключил генератор к чертовой матери. Электрический свет отбирал у наступавшей ночи слишком много ее темноты, нарушая исконное равновесие. Может быть, поэтому на некоторое время моя кожа ослепла, а сам я почувствовал себя закрытым для сновидений. Но вскоре все вернулось на свои места: я ощутил сияние звезд как легчайшие прикосновения, скользящие мимо сны напомнили о себе покалыванием в затылке, и оставалось только открыть для них подходящую дверь. Я искал ее в небе. Серп молодой луны висел над дальним лесом, по соседству с Млечным Путем были видны две области угольной черноты — до Слепой войны их почему-то называли Глазницами Бога, а после войны уже мало кто видел. «Если долго всматриваться в них, потянет спать, — говорил мне Санта. — И может присниться Смерть».

Я не очень-то верил в это, однако и попробовать до нынешней ночи не рискнул. Санта много чего говорил, да только явно недоговаривал. Или откладывал самое важное и существенное на будущее. Напрасно откладывал, наши дороги разошлись. Я теперь стоял на Черной Миле, а где был Санта — вопрос в самый раз для бессонницы. Извини, подруга, не сегодня.

Я долго смотрел в Глазницы Бога. Что значит — долго? Минуту, час, два, три? Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем меня и впрямь начал одолевать сон. После нескольких ночей подряд, которые я провел, скорчившись в машине, хотелось лечь под открытым небом и как следует выспаться. Но земля быстро остывала. Чтобы не проснуться больным (и вообще проснуться), не мешало раздобыть пару теплых одеял.