Андрей Дашков - Страна слепых, или Увидеть свет

Готов подписаться под каждым словом. Только мне пока не приходилось слышать вой похоронного оркестра. И что-то не очень хочется. Думаю, я ничего не потерял, особенно если иметь в виду не запись, а исполнение вживую. Речи бывшего напарника я вспомнил не случайно. За каждый ловкий фокус с домино тоже пришлось расплачиваться — только почему-то не мальчишке, а мне. Грубо выражаясь, дерьмо собачье. А помягче — респондент супериор. Если верить тому же ученому Санте, этот красивый набор букв в переводе с какого-то мертвого языка означает «отвечает старший».

Я не против того, чтобы заплатить, сам принцип мне даже нравится, — но речь идет о соразмерности. Когда в жизни нет ни равновесия, ни соответствия между наказанием и тяжестью совершенных добрых дел, теряешь веру в высшее правосудие. Остается уповать только на себя и свое представление о справедливости, но вдруг, после очередного болезненного пробуждения, обнаруживаешь, что в тебе больше нет ни капли чего-то настоящего, незыблемого, неподвластного времени и обстоятельствам. Того, что невозможно забрать или украсть. И того, в чем ты сам никогда не сможешь усомниться. В своей призрачности ты вполне можешь потягаться с любым из ангелов, не говоря уже об их Боссе. И все оставшееся время пытаешься найти дорогу, которая приведет тебя на перекресток, где вы наконец встретитесь — ты и твоя утраченная сущность. Однако в лучшем случае тебе попадаются твои потерянные тени.

Надежда на то, что Черная Миля осталась позади, придавала мне сил. Но преждевременно и робко прораставшую травку радости я безжалостно вытаптывал. Именно в такие моменты, когда вроде бы улыбнулась удача, происходит худшее. Совсем недавно мне напомнил об этом крот-меняла, подкравшийся незамеченным на расстояние ножевого удара. И хотя удара не последовало, я внял предупреждению.

Между тем долбившие по черепу дятлы не прекращали свою работу, от изматывающего ритма которой то и дело мутилось в голове. Насквозь пропитанная потом одежда казалась корой трухлявого дерева. Если сдирать, то вместе с невыносимо зудящей кожей. Тело было слишком тяжелым даже для балласта. Под давильней болезни и накопившейся усталости уже задыхалась и харкала кровью моя розовая мечта об острове.

Снова палило солнце. Снова пот капал с ресниц и темнело в глазах. Снова путались мысли, видимо, следуя за дорогой, петлявшей по скалистой местности. Пейзаж напоминал одновременно лунный, который я когда-то видел на старых фотографиях, и недавнее сновидение, обещавшее близкий берег океана и встречу с Сантой. Что ж, против встречи я ничего не имел, событие само по себе приятное — чего не скажешь о моих ощущениях наяву. Молниеподобными воспоминаниями все «приятности» исчерпывались. От берега я был в некотором смысле так же далек, как день, месяц или год назад. Это перестало быть вопросом расстояния; теперь это был вопрос реальности восприятия. Или его окончательной измены.

Все вокруг сделалось черно-серым, а небо, выжженное солнцем дотла, приобрело цвет жидкого свинца. Спустя пару часов я начал думать, что, пожалуй, рановато проникся надеждой и, хуже того, дороговато заплатил за бесполезный компас. К вечеру, когда запас воды значительно поубавился, мои опасения переросли в уверенность. Глядя на то, с какой жадностью земля поглощает мою сливную струю, я пришел к выводу, что вскоре буду готов отдать за полтора литра животворной влаги гораздо больше, чем отдал меняла.

И вот она — первая развилка на протяжении нескольких сотен километров (если судить по показаниям одометра и расходу горючего). Времени было навалом, и возможность выбора вогнала меня в ступор. Никаких рациональных причин предпочесть левую или правую дорогу у меня не имелось; оставалось положиться на случай, а я ненавижу отдавать что-либо на откуп случаю.

«Ты не один, — напомнил Святоша-аллилуйщик. — Может, посоветуемся?»

Советоваться с тобой? Нет, я еще не конченый псих, даже если на Черной Миле плавятся мозги… До меня не сразу дошло, кого он имел в виду.

— Что ты об этом думаешь? — поинтересовался я у юного специалиста по головоломкам и ткнул двумя пальцами в лобовое стекло. Хотя сомневался, что он вообще о чем-то думает. Насколько я себя помнил, в таком возрасте мной руководили простые потребности, желания и страх; но было бы неплохо знать, каковы желания кротовьих выродков.

В ответ он разжал кулак и показал мне белую костяшку домино на потной ладони. Двойная четверка. Да ты шутишь, что ли. А мне, щенок, не до шуток.

— Здóрово, — сказал я и вылез из машины.

Солнце заходило за скалы, и ущелье казалось наполненным роящейся мошкарой. Вдобавок ко всему у меня появились проблемы с глазами. Все, что попадало в поле зрения, напоминало мозаику, составленную из мелких пульсирующих фрагментов. Это порождало довольно тошнотворное ощущение — особенно когда я пытался к чему-нибудь приглядеться. И ладно бы еще, если это было только следствием сжигавшего меня внутреннего жара.

Я вытащил компас и дважды взял азимут. Левая дорога уводила почти точно на юго-восток, правая — почти точно на юго-запад. И обе выглядели одинаково бесперспективно.

Начитавшись в детстве всяких историй, я знал, что доверить свою судьбу можно и подброшенной монете (по крайней мере, четыре-четыре точно не выпадет) — но у меня не было при себе ни одной; таскать их с собой не только бессмысленно, но и опасно для жизни — выдать может любой случайный звук. Пришлось сыграть с судьбой в бутылочку, не очень-то рассчитывая на поцелуй. За неимением стеклянной сошла пластиковая. Крутилась она даже лучше. А когда остановилась, я ухмыльнулся и сказал вслух: «Это я и без тебя знаю». Горлышко указывало на север. Издевается, блядь, Черная Миля… Закрученная во второй раз, бутылка больше не останавливалась — внезапно налетевший ветер понес ее на юго-восток.

Значит, так тому и быть. Я выбрал левую дорогу.

«А левые дороги приводят в левые места», — время от времени напоминает мне Желчная Сучка. Я не могу ее заткнуть. Потому что она права.

Два часа спустя. Наступает ночь. Наступают твари. «Ауди» горит ярким пламенем, освещая стометровый круг, и то, что мы с мальчишкой не превращаемся внутри нее в дым вместе с кожаным салоном, — большая удача. Машина честно отслужила свое (на других я проехал гораздо меньше), да и напоследок принесла кое-какую пользу. Нет ничего хуже, чем обороняться в темноте.

После того как я завалил пятерых, кроты осторожничают. Одни пытаются обойти нас с флангов, передвигаясь на безопасном расстоянии; остальные залегли и постреливают из укрытия. Но это продлится недолго — им нужно всего лишь дождаться, пока догорит костер.