Саша Зайцева - Госпожа Марика в бегах [СИ]

Ранье долго не раздумывал, смахнул газеты в сторону и первым воспользовался моим приглашением. Его осторожные взгляды и напряженное молчание нервировали, пришлось прятаться за бурной деятельностью — изящным разливанием чая дрожащими от волнения руками.

— Строгая дама, — кивнул айн в мою сторону. — С ней шутки плохи, пойдемте за стол.

Капитан колебался, но все же присоединился к нашему самовару. Повествовать взялись господа Бошан и Вианкур. Пока они на пару живописали героическое поведение Клебера, неравный бой с магами и внезапное прибытие подмоги в виде национальной гвардии, он лишь угрюмо внимал рассказу. Неловко ухватив левой рукой ложечку, с грохотом размешивал сахар в тонкой фарфоровой чашечке, и сам морщился от производимого шума.

— Месье Д'Апре — это ваш патрон, что обещал мне кары небесные в храмовых застенках? Это его хотят отпустить? Тогда точно никакой справедливости! — мне захотелось привлечь к беседе и капитана, но сделала я это крайне бесталанно, за столом повисла пауза, рассказчики не знали, как сгладить неловкий момент.

— Почему же никакой, — от неприятного голоса захотелось поморщиться. — Есть момент, который меня радует: пускающий слюни Густав, на которого повесят все, что только можно и мэтр Жако в кандалах и с блоком на источнике. Хальцу ведь нужно пар спустить — а тут разборки в аристократическом семействе, вкусная история, которую можно обмусолить со всех сторон и отвлечь внимание.

— Какой вы кровожадный…

— Клебер, следите за словами. Простите его, Марика. Нашего капитана тоже можно понять…

— Не надо меня хоронить раньше времени! — раздраженно сказал Ройс.

— Вы о чем?

Его преподобие устало вздохнул и посмотрел на свои руки.

— Всех не прижмешь, всех не посадишь. Некоторые из участников заговора останутся в тени. Так получилось, что наш доблестный капитан знает в лицо координатора. Заигрался господин, мелькнул пару раз. А свидетелей серьезные люди не оставляют. Например, Гирро. Случайно или по злому умыслу — теперь не разберешь, но допрошен. Ментальный блок выжег его мозг. Подозреваю, то же постигнет и Жако, если к нему не найдут иного подхода. Личность вашего загадочного старика…

— А Д'Апре? С ним такая «случайность» не пройдет, — вставил Ранье.

— Так и вам вряд ли дадут почитать его допросы. Это дело ушло в Арнген. А вы, Клебер, тут, в Демее, закрываете собственным телом амбразуру под названием «растерявшая былую прыть полиция».

— Никогда бы не подумал, что стремительный карьерный взлет будет такой… — выдохнул Ройс.

— Подставой, — ляпнула я.

— Дожили. И девушку плохим словам научили. Сколько я бился над расширением ее словарного запаса, подбором достойного чтения и искоренением…

— Очаровательного местечкового говора, — подхватила я.

— Марика, ваш прононс очарователен.

— Спасибо, Ранье. Хоть кому-то нравится. И что, от назначения не отказаться? И… не знаю, эмигрировать на время?

— Рапорт и в кусты?! — вознегодовал Ройс.

— Сударыня, Клебер военный, а это приказ, — в который раз господин Бошан принялся усмирять вспыльчивого Ройса. — Капитан, честное слово, это назначение — лучшее, что можно было придумать для вашей безопасности. Вы единственный, кто общался с мистификатором, вы единственный, кто может опознать его в лицо. Мы с господином Де Санжем все обдумали: подобная административная должность по крайней мере уведет вас из под прямого удара. Иначе первое же дело, первая же ваша любимая подворотня и вуа-ля: неопознанный труп в реке. Да, придется какое-то время поскучать…

— Теперь и айн в начальниках. Вот это везение!

— Капитан… — его преподобие расстроено посмотрел на Ройса и как-то виновато замолчал.

Что происходит? Не спрашивать же при всех у Ранье, единственного, сохранявшего душевное равновесие. Оставалось только подлить несчастному господину Бошану чайку и тихонько пододвинуть Клеберу пряники. Пожалуйста, не ссорьтесь!

Неловкое молчание и мои театральные вздохи прервал капитан, потянувшийся за сладостью.

— Благодарю, — мирно сказал Клебер и попытался мне улыбнуться. — Извините, госпожа Марика, что мы расстраиваем вас некрасивыми перебранками. Ваше преподобие, — он тяжело вздохнул, подбирая слова. — Даже если опустить всю предысторию… Меня угнетает не возможность получить очередную дырку в спине или потребность смириться и «поскучать»… Это назначение… Это фикция. Оно мое не по праву, не по заслугам. И это всем очевидно. Ноль субординации и уважения. Да я со стыда сгорю перед отцом! Прямой как штык господин Де Санж просил меня продержаться хотя бы четыре месяца до предположительного момента окончания следствия над Д'Апре.

— Я не думаю, что обер-полицмейстер имел в виду вашу неспособность к административной и аналитической работе, — преободрился айн. — Вы слишком молоды, но это лечится. Не растеряли еще тяги к приключениям. С вашим авантюрным складом характера назначение может видеться несвоевременным, но раз уж вы сами понимаете — все будет хорошо.

— Как я люблю это ваше «все будет хорошо», господин Бошан. — засмеялась я. — Сразу верится. Ну, а вы? Вы не растеряли тяги к приключениям?

— Я ими сыт по горло, милая моя. Но надо мной не висит угроза быть убитым в подворотне.

— А почему непременно должно случиться убийство? — мысль вырвалась наружу прежде, чем я подумала о последствиях.

Марика, никто не спрашивал твоего мнения, не лезь со своими непрошеными советами.

Но вечные женские добродетели, молчание, скромность и благоразумие, сегодня взяли выходной.

— Вот посудите: что если ваша смерть станет чем-то невыгодным? Им на руку недоверие к полиции? Станьте национальным героем! Громкой, одиозной фигурой, как этот… — я потянулась за газетой в корзине, — … Хальц. И тогда ваша кончина, даже от коклюша, будет народной трагедией.

— Рука на перевязи, лицо расцарапано, изящная бледность и готово, — полушутя, полусерьезно заметил айн. — Ареол паладина, рыцаря справедливости сияет ярче новомодной электрической лампочки. Знаете, образ страдальца…

— Я не хочу играть страдальца!

— Нееет, — перебила я, ведь «Остапа несло». — Нужен образ мученика за правду, он всегда хорошо работает. Спас нежно любимого Директора, раскрыл преступления серийного маньяка и грязное дело аристократов, еще и живым остался — да вас нельзя будет тронуть! Ни политически, ни физически.

— Сударыня, вам надо книжки писать… Так фантазируете… Если меня таки убьют — смело издавайте мою биографию.

— Нет, — обиделась я. — Мы нарисуем ваш светлый лик на знаменах и с этим точно победим!

Пыл вдохновения начал утихать. Так и знала, надо было молчать и не лезть. В этом мире место женщины вполне определенное, а ты за всеми этими приключениями и забыла.