Саша Зайцева - Госпожа Марика в бегах [СИ]

За окном, отражаясь от гладких оштукатуренных стен, гулким эхом перекатываясь по всему двору-колодцу, послышался звонкий голос — продавец газет! Накинув свою обновку и чудом вспомнив про шляпку (вот привыкла же к чепцу), я побежала за ним на улицу. Пришлось остановиться перед подъездной дверью, там, где висел фонарь, чтобы оправить свой наряд. Невозможно хороша.

Нагнала почти у бульвара, парень не стоял на месте, шел себе, горланя заголовки передовицы. Лишь на перекрестке я сумела его окликнуть. Пол дайма и немного отсыревшая при такой-то погоде, пахнущая типографской краской свежая пресса у меня в руках.

Два разворота объявлений о работе! Рассчитывалась с газетчиком, а глаза уже в нетерпении бегали по строкам ровных узких колонок. «Не разговаривай во время еды» и «не читай на ходу», — учила меня в детстве бабушка. В доказательство тщетности ее наставлений я чуть не упала, столкнувшись с выходящим из кофейни по соседству мужчиной.

Знакомство.

«Она подняла глаза, и взгляды их встретились. Широкоплечий красавец-мужчина, кавалерист с усами и при эполетах, подхватил ее хрупкую фигурку, не выдержавшую столкновения с его мощным торсом». Как там дальше? Ах, да!.. «Офицер нежно, но крепко сжимал её тонкий стан, взор горел, губы начали сближаться с её трепещущими устами…»

Ну, или как-то так. Не удержавшись на ногах, я чуть было не рухнула в грязь всей своей стиранной и штопаной красотой, но чьи-то сильные руки поймали меня буквально в полёте. Я успела только ойкнуть, судорожно вцепившись в своего спасителя (он же причина потери равновесия), как в голове понеслась вся эта романтическая ассоциативная цепочка. Окрыленная и воздушная словно сильфида, уверенная в собственной неотразимости, я уже готова была тупить взор и кокетливо стрелять глазками. Ведь на мне шикарное пальто и парадная шляпка!

— Поймал! Что это за птичка? — наши взгляды встретились, и улыбка-ухмылка потенциального кавалера погасла. — О, прости, мамаша.

Меня достаточно бесцеремонно поставили на ноги, аж зубами клацнула, после чего пришлось спешно одергивать съехавшие полы и ворот, возвращать канотье на положенное место.

Слова не шли в голову, по щекам пошли красные пятная, я сопела, как разъярённый дракон перед финальным плевком в паладина. Чертов рыцарь, лучше бы в лужу упала, от грязи отмыться можно, не впервой, а вот от слов… До чего же обидно! Лицо перекосило, даже презрительно поднятая бровь вызывает только жалость. Я стояла перед входом в шумное кафе, с ощущением, что на меня пялятся все его посетители, пыталась удержать подступившие к глазам слёзы. Деревянными пальцами водружала свой незатейливый головной убор обратно на макушку, но он как назло все съезжал обратно. Где эти чертовы булавки? Ненавижу себя за так не вовремя проявившуюся душевную чувствительность!

Есть у меня такая черта: вообще я не из пугливых, какого-нибудь барыгу на рынке могу обругать (все мы люди, зарабатываем как можем), наглого парня, распустившего руки, окоротить (неприятно, но в каком-то роде это неловкая демонстрация симпатии), а вот сталкиваясь с такой беспричинной грубостью, хамством — теряюсь. Превращаюсь в маленькую беспомощную девочку, голос дрожит, слезы сами собой катятся. А он стоит ещё, усмехается… Мог бы и промолчать, так нет, надо показать свое остроумие. Выдохнуть, выдохнуть.

Мои руки накрыли теплые мужские ладони и быстро поправили безобразие на голове, приколов шляпку на место к вороньему гнезду — булавка просто выбилась из прически, и я не могла ее нащупать.

— Ну, ладно, не сердись! Как тебя зовут, м… милашка? — посмеиваясь, спросил незнакомец.

— Идите к черту, месье, — да, это все, на что я способна в такой ситуации. Потому что щеки вот-вот станут мокрыми, осталось только носом шмыгнуть. Ах, ну вот, пожалуйста. А газета? Черт! Валяется прямо на мостовой, этот тип еще и сапогом ее придавил. И что мне делать? На колени перед ним бухнуться?

Проследив за моим взглядом, мужчина сошел-таки с перепачканных измятых страниц. С каменным лицом я подняла газету, и попыталась ретироваться — хватит с меня. Не удалось, меня бесцеремонно ухватили за локоть.

— Да стой же! Ты что, на бульваре новенькая? Не видел твоей мордашки. Работаешь?

Рука, сжимавшая грязный сверток, готова была нести возмездие. Всякая неуверенность в себе улетучилась, потому что на ее место пришла тихая ярость.

Что меня удержало от того, чтоб надавать ему мокрой газетой по мордасам? Врожденная интеллигентность, не иначе… В голове что-то тоненько зазвенело, и я увидела нас со стороны: лихой-удалой господин и сельская простушка, декорациями служит ярко освещенная окраина квартала проституток и воров. Кого тут можно встретить? Даму благородных кровей? Графиню в домино и маске? В этот час самая приличная женщина в поле моего зрения — цветочница, что ходит между столиками и предлагает разряженным в пух и прах господам букетики первоцветов. Богатые месье приводят сюда своих мадмуазель, любовниц, ослепляющих красотой, роскошью одежд и глубиной декольте. И тут появляется Марика.

И у нее есть идея.

— Сударь, вы обознались, — я напустила столько холодности и презрения в свои слова, что губы, их произносящие, должны были покрыться инеем. — Упорство, с которым вы делаете одно оскорбительное предположение за другим, поражает. Стоит ли мне позвать полицейского, чтобы избавиться от вашего назойливого внимания?

Ансельский язык, если обладаешь определёнными знаниями, позволяет вскользь указать человеку на его место, лишь немного изменив грамматическую конструкцию. К младшему сыну маркиза никогда не обратятся так же, как к старшему графскому отпрыску. Разговорный, простой анселе, для ежедневного употребления, не знает таких нюансов, в то время как вежливый, использующийся для обращения к айнам и меж господ, дает возможность выделить до четырех ступеней превосходства. Есть еще сверхвежливая форма, которая встречается разве что в молитвах к богам и прошениям к монархам, но мне известно лишь то, что она существует. А вот вежливая форма знакома не понаслышке. Все-таки в доме у айна жила и не самого последнего. Крестьяне и буржуа выносят со школьной скамьи лишь малую крупицу, приветствие да формулу покаяния в Храме, в то время как среди людей интеллигентных это норма общения. Ну-ка, тряхнем стариной.

Красноречивый взгляд на плененную руку, и его пальцы разжимаются. Мужчина высоко поднял брови и усмехнулся, и, помедлив, уже чуть более сдержанным тоном продолжил:

— Серьезная вы женщина, мадам. Нет, полицию звать не стоит. Молю о прощении, — в гротескном жесте он схватился за сердце. — Может быть, разрешите в качестве моральной компенсации угостить вас рюмочкой… хорошо-хорошо, чашечкой чая? Кофе?