Саша Зайцева - Госпожа Марика в бегах [СИ]

Но сегодня рабочие у типографии что-то запаздывали. Флико выглянул из своего наблюдательного пункта у самой двери печатного цеха. Вон уже подтягиваются сонные Тюбо и Этьен. Еще терпимо, они работают через две улицы. А время-то идет, и ждать скучно. Только спустя полчаса, когда во дворе типографии собралась целая стайка галчат, одинаково перепачканных черной типографской краской (назовем это профессиональным признаком), из двери вышел незнакомый господин.

Типчик был сомнительный, Флико таких не любил. На лице написано — ем детей на завтрак, слишком сладко улыбается, слишком холодно и даже оценивающе смотрит. Может Флико и не знает азбуки, но лица читать умеет: презрительно дернувшиеся уголки губ, испортили месье весь спектакль.

— Юные джентльмены, приношу мои извинения. Тираж задержался из-за срочных новостей, и вам придется со всех ног бежать, чтобы успеть к открытию биржи. Но клянусь, вы все сегодня хорошенько заработаете. Бьюсь об заклад — еще до десяти утра прибежите за новой пачкой, а к ланчу и та кончится.

Глаза чумазых детей загорелись в предвкушении: шутка ли, такой важный господин, в блестящих сапогах, дорогом форменном пальто, сам им пообещал приличный барыш сегодня. Либо кто-то сдох, либо родился. Но скорее, сдох.

Мерный шум печатных станков, слышный даже сквозь толстенные кирпичные стены, усилился — это за спиной мужчины открылась дверь. Рабочие, выстроившись в цепочку, принялись швырять пачки.

— А че стряслось? — спросил Тюбо и деловито шмыгнул носом. Дети, оставив чувство настороженности перед любезным месье, подбирались все ближе и ближе к растущей горе газетных пачек. В руках мужчины сверкнуло лезвие, он наклонился и будто лишь коснулся тонкой бечевки, как та лопнула. Мальчишки бросились вперед, отталкивая друг друга локтями.

— Скажу словами ваших верных кормильцев, тружеников пера и властелинов мысли, — от распотрошенной пачки и листка не осталось, так что он чиркнул по следующей, и, подхватив верхнюю газетку, раскрыл ее одной рукой. — «В благородном семействе Густав пропала девочка. Похищение с целью выкупа или кровавый маньяк? Высший свет в ужасе. Полиция бездействует».

— И че правда маньяк или брешут? — дети недоверчиво смотрели на господина. Уж что-что, а достопочтенные семейства им были глубоко безразличны.

— Говорят, что полиция темнит… Но больше замалчивать им не удастся. В следующем номере обещали новые подробности.

— А может еще кого порешили? — как бы прикидывая выгодность сделки, спросил Этьен.

— Найден труп женщины на окраине Ветошного. Опознание назначено на полдень. Предварительно, по описанию похожа на няньку барышни, главная подозреваемая. Если так — следствие в тупике.

Пожалуй, сегодня Флико не пойдет к папаше Тартю, надо ковать пока горячо. Не то на его улицу притащится какой-нибудь лихач, а место фартовое. И кажется, он только что придумал свой первый заголовок. Дядька все говорил-говорил, да так, будто сам передовицу набирал, короткими рублеными фразами — бери и кричи любую на улице. Это и настроило мозги на нужный лад, слова сам просились. Каждая посудомойка вверх по Вересковой будет рыдать над потеряшкой. Может и прав старый кабатчик, надо ему податься в редакцию на побегушки, там гляди и выучится, чем черт не шутит.

«Новые трупы в новом номере!»

Ступая на путь стресса.

Проснувшись с восходом, я так и не нашла в себе сил подняться с постели. Вот уже во дворе гремели ведрами хозяйки, слышно было как по гулкому тупичку процокала лошадь, громыхнул и остановился возок. Хриплый женский голос прикрикнул на кого-то. «Шатаются тут спозаранку». Грохот упавшего ведра. «Найда…!» и визг собаки.

А я все лежала-лежала на кровати под изрядно уменьшившимся пальто и бесцельно пялилась в далекий беленый свод. Считала шляпки гвоздей на широкой потолочной балке. Каждая попытка мыслить конструктивно судорогой сводила пустой желудок. Страх перед голодом и медленной смертью в нищете подкидывал сознанию сочные картинки дальнейшего падения. Вот я стою с протянутой рукой, вот роюсь в объедках на заднем дворе харчевни, а вот и кончина, бесславная, как и вся моя жизнь, от рук такого же люмпена.

Чтоб тебя, Марика, и твою беспечность! Легализовалась? А теперь еще и растеклась лужей и жалеешь себя? Очень мило! Тебе такое не по карману.

А что нам собственно по карману?

В три прыжка к столу, в два обратно, на кровать, под теплое одеяло, то есть мультифункциональное пальто. Бодрит. Весна с каждым днем все чаще нежит и балует теплой погодкой, даже вечные ливни Сорена кажутся предвестниками летних гроз, а не отголосками зимнего ненастья. Но в доме не топлено, холодно. Скрестив ноги, устроилась поудобнее инспектировать свое богатство. Четырнадцать фальконов, немного меди, топлива на полторы недели вперед (зачем, зачем я так растранжирилась?), еды — как растянуть. Может быть, это и не повод для праздника, но сумма в тридцать монет — казалось заоблачной, а с этим можно работать! Через два дня платить штраф, через три за квартиру. То есть два дня на поиски недостающих шестнадцати фальконов и еще сутки на поиски двух. Цель ясна, средства достижения — не очень.

В любой непонятной ситуации — вари кофе. Надо занять руки — бери меленку. Избежать неловкого молчания — греми посудой. Взять паузу на обдумывание ответа — отвернись к плите и помешивай гущу в джезве. Это ритуал. Это священнодействие. Волшебство. Мысли сами собой укладываются, упорядочиваются, а запах бодрит и проясняет разум.

Огонь неохотно занимался; наскоро, не дожидаясь пока вода толком согреется, я обтерлась мокрой тряпкой у камина. Дрожала и присвистывала от холода, но желание быстрее смыть запахи камеры и ощущение чужих рук на теле было сильнее меня. Приведя себя в порядок, надела парадную юбку и блузку, так как платье после вчерашних приключений требовало чистки. Вот теперь можно пристроиться в тепле у очага, с ложечкой и прихваткой наготове.

В целом вопрос стоит так — платить или не платить.

Если подумать, то тридцать фальконов не такая большая сумма за свободу. Да-да, именно свободу — выбора дальнейшей жизни, передвижения по стране, свободу называться своим именем. Ведь эти документы, что лежат сейчас на столе, это настоящие документы! Я не абы кто, а человек с именем и фамилией.

Маг оформит меня, «бриллиант затерянный», как вполне рядовой случай — запечатанную сельскую барышню, которой не до магических авантюр, а мужика бы толкового да справного. Посему глубоконеуважаемый айн Кампуа может закрыть варежку, любым (надеюсь) странностям моей так называемой ауры будет дано правдоподобное объяснение.

Подозреваю, храмовник невзлюбил меня по какой-то иной причине, нежели одно только сомнение в чистоте помыслов. Но вот мэтр Бошан ничего такого не высказывал, спокойненько себе жила у него. И даже мои двусмысленные вопросы на тему «есть ли жизнь на марсе…» и «отчего люди не летают…» его не смущали. Я пыталась, как могла, прощупать его на тему знаний по моей проблеме. Но тщетно. У нас получилось несколько глубоко философских дискуссий, после которых, правда, он и дал мне доступ в библиотеку. Восхитился жаждой знаний и неженскими темами, которые с такой радостью обсуждала. Самому, поди, было скучно в нашей глуши. Чимен — трясина, затягивает, усыпляет, а господин Бошан человек деятельный, интересующийся. Наверное, далеко бы пошел, кабы не в Чимене сидел, а где-нибудь в столицах. Кстати, и маг теоретически может ответить на некоторые мои вопросы.