Саша Зайцева - Госпожа Марика в бегах [СИ]

Встречи с мадам Шаллией стали обыденностью: взять ключи от квартир, вернуть их обратно, получить свои трудовые медяки, перекинуться парой слов о насущном. Так и в этот раз, хозяйка, вручая честный заработок, завела свою волынку.

— Ты, гляжу, съезжать не собираешься?

— С чего бы это? Я вам вперед заплатила!

— Оно так, да как увидела я, что за господа к тебе ходят…

— Никто ко мне не ходит!

— Да? А те симпатичные кавалеры… Особенно блондин в мундире. Шпага, шпоры… Ах моя молодость, ах кавалеристы…

— Никак не выберу, — сухо бросила Марика и, подобрав свои ведра и щетки, двинулась по коридору, бурча под нос. — Толку от них, этих кавалеров. А пирожных я и сама себе организую. Вот разбогатею и организую. И вообще, больно надо, от них прыщи и попа толстая.

Подивившись такой нерасторопности в сердечных делах, то есть, назвав квартирантку «дурындой», хозяйка не спешила прощаться. Дождавшись, пока та отгремит свое в чуланчике и вернется из его темных недр в чуть менее темный коридор, мадам Шаллия оглядела девушку и покачала головой.

— Ты богатеть тут собралась что ли? — Марика неопределенно пожала плечами. — Чувствую себя феей крестной. Слушай внимательно: пока не поздно, беги к Амандин. Ее мадам нужна прачка для кружев и тонкой работы. Это стоит дорого, сама о цене договоришься. Понаглее там. Работенка как раз для такой аккуратистки как ты. Скажи, я послала.

Золушке оставалось только хлопать глазами и благодарить, ведь и правда, крестная-мать. Но картинка рассыпалась, стоило женщине, чуть изменив тон добавить напоследок.

— Ты хорошая, честная девушка, Марика. С тобой этот дом чуть меньше похож на бордель, но такие тут долго не живут. Такие очень грустно кончают в Ветошном, в углу на чердаке, но чаще на улице. Шансы надо использовать на полную катушку. Все шансы.

Идти к Амандин совершенно не хотелось. Был стыдно за наш последний разговор и в первую очередь перед самой собой стыдно. Вспоминая детали беседы, хотелось то завернуться в паранджу, она же дырявая простынь, то размалеваться посочнее. Три фалькона? Да я… Тридцать три! А как же моя тонкая душа и почти законченный бакалавриат?

Соседка разговор тоже помнила. А потому усмехнулась моей непроницаемой физиономии, раскусив игру в три счета:

— Вы, интеллигентные дурочки, на любую грязь готовы, лишь бы не падение, — последнее слово она драматически выделила. И добавила, точно выплюнув. — Ты же меня презираешь. Согласна стирать мои грязные панталоны и презираешь. А на самом деле точно так же продаешься и покупаешься, просто сама об этом не знаешь.

«Ты не права». А больше сказать тут было нечего. Броситься уверять в вечной дружбе? Да не с чего, и Амандин сама не раз демонстрировала свое отношение к бескорыстным душевным порывам. Все наши с ней контакты тщательно взвешивались — ты мне, я тебе. И долги эти всегда помнила. Так что взгляд первой отвела она.

— Мосерат-Манси, девятнадцать. Зайди со двора, скажи там на кухне, что к мадам. И на-ка вот, — она подтолкнула ногой набитую бельем наволочку.

Подбирать мешок я не торопилась, стояла попросту в дверях, скептически оценивая подобный тон в свой адрес. Почувствовав мое настроение, она-таки сама нагнулась за грязным барахлом и сунула мне в руки. Два-ноль.

Кивнув на прощание, я уже было собиралась покинуть насупившуюся упорно не смотрящую в мою сторону девицу, как та окликнула меня.

— Подожди. Тут о тебе спрашивали. Темненький такой, лицо гладкое…

Сердце застучало. Поди ж ты, успокойся! Верно, месье Клебер. А я раздумывала, как его отыскать — скоро идти к ростовщику с процентами, и на этой почве у меня случаются ежедневные панические атаки.

— Кажется, понимаю…

— Мутный такой тип.

— Точно, — заулыбалась я.

— Нет, ты не поняла. Он мне показался мутным.

Заведение Мадам Селестины славилось на весь Демей. И не то чтоб тут девицы были краше, вино слаще и музыка громче. Разные были девицы, на любой вкус, так сказать: хрупкие наяды с прозрачной бледной кожей, рябые веселые крестьянки, страстные смуглянки с южных островов, таинственные, но не менее темпераментные восточные красотки. Аборигенам на фоне этакой экзотики приходилось быть крайне изобретательными. Были «падшая маркиза» и «благородная синьорина», «пастушка» и «укротительница кузнечных мехов», «монахиня», «сестра милосердия», «гувернантка»… Любой каприз. А ко всему прочему — ежевечерняя развлекательная программа, не самое кислое шампанское и темнокожий трубач в мини-оркестре. Вот он, рецепт успеха.

Время было к полудню, с черной лестницы слышалось только тихое шипение граммофона из холла второго этажа, где отдыхали «курочки» (так называла своих коллег Амандин), да иногда из зала доносился шум двигаемой мебели — там шла подготовка к вечернему действу. Дивных птиц я так и не увидела, зато очень быстро решила все свои вопросы, видать поднакопилось у них…

Бельишко забрала тут же. К чему оттягивать получение денег? Половину к слову дали вперед — на мыло, синьку и бренди. Последнее было очень кстати. В смысле аванс, а не бренди. Обняла плетеный бок тяжелой корзины и вперед.

Идти близко, квартал я изучила неплохо, так что шла, не задумываясь, напевая привязавшуюся в веселом доме песенку. Пока не дернул черт оглянуться. Показалось или нет, но в проулке на противоположной стороне улицы мелькнула ряса.

Это наряд у меня всегда вызывал отторжение. Господин Бошан согласно высокому чину носил совсем иное облачение, темную сутану с высоким воротником-стойкой, а вот эти серые хламиды сельских айнов… Домой я шла уже молча, и чувство, что чей-то взгляд сверлит мне спину не покидало до самого двора-колодца.

Когда я разобрала свою ношу, сразу стало понятно, почему эта работа так хорошо оплачивалась. Тонкие кружева, прозрачные сеточки, рюши и воланы на каждом пеньюаре, панталонах и фривольной рубашечке не позволят сгрузить все в чан со щелоком да вскипятить. Тут каждую вещицу надо рассматривать отдельно, осторожно, где шелк, где хлопок, и в нежной мыльной пене… А сушить и гладить — вообще пьеса с антрактом. Кое-где декор хорошо бы спороть и после пришить обратно. Одна морока, но, извините, два фалькона и десять даймов — я на все согласна!

Брезгливость осталась где-то далеко позади. Вместе со студенческими тетрадками, мини-юбками и переживаниями «позвонит-не позвонит». Винные пятна я, пожалуй, выведу уксусом или спиртом, гхм, белок — нашатырем и содой, чернила — молоком. А вот кто додумался неглиже уделать… мармеладом? Что это за постельные игры?

Застирав и замочив следы любви и страсти, я решила, что для большой стирки сегодня уже поздновато, зато можно вымыть полы оставшейся теплой водой. По сравнению с ледяной из колонки ощущения, надо сказать, даже приятные. Теперь можно и о свидании подумать.