Саша Зайцева - Госпожа Марика в бегах [СИ]

Врачи, видя ажиотаж у окон некогда спокойного и тихого заведения, цедили сквозь зубы ругательства на мертвом языке, сестрички молились, и одна лишь старая уборщица во весь голос выражала свое недовольство: «Такого тут не видели со времен капитального ремонта!». В храме здоровья самое скандальное место (очередь в амбулаторию) и то организованно было к удобству посетителей — с деревянными жетонами-номерками и скамьями для ожидания. А тут… Несмолкающий стук в дверь, следы грязных сапог в коридорах и даже приемном покое, не предполагавшем подобную антисанитарию, беспардонное поведение некоторых личностей, под видом пациентов проникавших вглубь больницы… Все это вынудило к экстренному созыву консилиума, то есть совета попечителей, дабы решить щекотливый вопрос.

Девочку действительно привезли ночью, еле живую, хоть и без видимых следов насилия. Спустя час она перестала подавать признаки жизни. Почти все. При поступлении с подобными симптомами консультация мага-медикуса обязательна, и когда врачи зафиксировали остановку сердца и отсутствие дыхания, он один не мог констатировать смерть. Аура, разорванная в клочья, истерзанная точно стаей волков, аура девочки не гасла. Светила неровно, но светила.

И что прикажете делать? Пришлось выдумывать бюллетень-фикцию, для вывешивания на двери здания. Сошлись на том, чтобы обрисовать в целом картину, не акцентируя внимания на нынешнем состоянии. Мол, поступила в таком-то часу, с такими-то признаками, была обследована, наблюдается… Сначала попытались на окно снаружи повесить, но каждый так и норовил ткнуть в него пальцем, так что несчастный кусочек стекла быстро треснул.

Бумажку проглотили, но не насытились, народ не собирался расходиться. Весть о том, что пропавшая действительно выжила, отправилась сразу на передовицы всех газет, в то время как жадным до сенсаций акулам пера требовалось больше и больше сочных подробностей. Мать потерпевшей с трудом смогла протиснуться к дверям больницы: женщину бесцеремонно хватали за руку, пытаясь задать свой вопрос, несколько раз ее ослепила вспышка фотоаппарата, дежурившие «художники света» наседали в поисках картинки, фасад здания был со всех сторон запечатлен, не хватало портретика на первую полосу. Он получился особенно хорош — растрепанная бледная женщина со смесью страха и надежды в глазах у дверей госпиталя. Просто бомба!

Флико всегда чуял такие места.

Смешавшись с толпой непрофессиональных любопытствующих, он слушал. Что говорят, как говорят. Потолкавшись среди мастеровых и кумушек, чешущих языками на каждом углу, он был в курсе всех городских сплетен: полиция мух не ловит, девочку нашли совершенно случайно, и не ее вовсе искали, а ту, барышню (конечно, стали бы они простолюдинку из карантинного района так резво искать). Кто-то даже видел ночью шикарную карету у дверей больницы, не иначе как благородные приезжали опознавать чадушко, да быстренько укатили.

Малыш Флико пробирался к краю площади: по кривой улочке, огибавшей здание, можно было выйти к дому с колбасной лавкой на первом этаже, она же сквозной проход на параллельный проезд, оттуда два шага до полиции. Вдруг капитан уже на месте? Он ему задолжал интересненького, ну да тот сам виноват, три дня не появляется. Хорошо хоть вперед заплатил, иначе фиг бы он бросил свое козырное местечко на улице. Но, как говорит папаша Тартю, надо расти.

Неприметная дверь в голой без окон стене приоткрылась. На маленький нагретый солнцем пятачок, потирая поясницу, вышел мужчина почтенных лет в кожаном фартуке поверх серой хламиды. Щурясь от яркого света, он сладко потянулся, разминая усталую спину. Следом за ним на свет божий вывалился совсем молодой парень, лет семнадцати, не больше, в такой же форме, хмурый и будто бы чем-то недовольный. Старший закурил, прислонившись к стене. Закрыл глаза, подставив сухое морщинистое лицо теплым лучам, изображая безмятежность. Подмастерье тяжело привалился к двери, отчего за ней что-то с грохотом упало.

— Бузят? — вяло поинтересовался старик, даже головы не повернул.

Парень было подозрительно оглянулся, но потом перевел взгляд полный укоризны на мастера и тоже достал портсигар.

— Мэтр, так ее нам прикатят? Или до вечера свободны? Я не понял.

— Неа.

— Ну, пусть скачут. Мне этой ночки хватило. Четыре мешка мяса разобрать, чтоб этому выродку пусто было, — нервно крепко затянулся. — Об этом, об этом они не пишут?!

Парень закипал от злости.

— Это, чтоб ты знал, малыш, «неопознанные жертвы криминальной сводки», — устало протянул его напарник. — Циферки, галочки. Плюс четыре к колонке «в этом месяце найдено». Твое дело маленькое, собрать и описать. Скоро привыкнешь.

— Но привезла-то их одна машина!

— И что? Бросили на ледник где-нибудь по дороге в Портовом.

— Может и в Портовом, но сестру я собрал первой.

Старший только пожал плечами — смена выдалась тяжелая, что тут скажешь. А этот привыкнет, молод еще, думает, от него что-то зависит, думает, он тут кому-то поможет. В их профессии помогать уже поздно. Только упаковывать.

Заметив наблюдавшего за ними мальчишку, молодой парень шикнул на него, а пожилой сделал козу и подмигнул. Флико показал язык и исчез.

«Трупорезы», — опознал Флико мужчин и поежился. Но разговор он запомнил. Где, где месье Клебер? За такое он ему золотой вольтур должен будет!

Кажется, он приходил в себя несколько раз, но те звуки, что до него доносились, те вспышки света, блики, от которых хотелось зажмурить и без того закрытые глаза, — все это нельзя было доподлинно считать явью, осязаемым миром, реальностью. Скорее нет: мерещилось храмовое песнопение, лики святых и запах ладана.

«Отпевают, не иначе».

Тут бы заорать «Одумайтесь! Я жив!», но было как-то лень и вообще, вскорости белая пелена снова заволокла разум, чтобы через неопределенное время рассеяться и проявить все угасшие чувства одновременно. Перво-наперво хотелось жрать. И унять боль в боку. И еще хотелось повернуться с живота на спину, но ни одна мышца не слушалась Ройса.

— Очнулись, я сообщу хозяину.

Голос прозвучал не рядом, с другого конца комнаты, и когда капитан наконец совладал с затекшей шеей и повернул голову, дверь уже закрылась.

«Миленько», — подумал Ройс, разглядывая свое пристанище. И вовсе не монастырская келья, скорее комната в городском доме. Звуки деревенской улицы и грохот каменного муравейника никогда не спутаешь, тут не надо быть сыщиком. За окном день, солнце шпарит, и ситцевые шторки вот-вот воспламенятся. В комнате должно быть жарко, но тело пробирал озноб. Его ткнули ножом. Воспаление? И что это за приют старой девы? Вышивки в рамках, сухие цветы в вазе. На столе, стульях и полосатом диване кружевные вязаные салфеточки, думки из гобелена. В шкафу за стеклом коллекция фарфоровых статуэток-слоников, две куклы из бисквита и плюшевый медведь на тумбе. Бррр… Если его спасли с целью получения информации и будут пытать, то можно считать — пытка состоялась. Сосредоточиться под стеклянным взглядом трухлявой игрушки не получалось.