Дарина Стрельченко - Лавочка мадам Фуфур [litres]

Это были те минуты, когда раздражает всё вокруг.

В надежде отвлечься я подумал о Кате, которая должна была прийти с секунды на секунду. И с каким-то мрачным удовлетворением понял, что в этот самый момент она мне едва ли не противна. Её улыбка, её волосы, её жесты и даже то, что она закажет, – наверняка что-то девчачье, какой-нибудь салат из воздуха и невкусной зелени. Сам я заказал себе яблочный сок и греческий бургер. Соблазнительное описание: баранина, красная капуста, свежий сыр.

А Кати всё не было.

К тому времени я был уверен точно: это наваждение, сглаз, приворот – говорите как угодно. Это навязанная симпатия.

Мне принесли стеклянную бутылочку сока и глиняную прямоугольную тарелку вроде подноса. На ней балансировала плошка с огурцами в остром маринаде и возвышался громадный бургер, прожаренный до того, что сеточка от лопатки на верхней булке была обугленно-чёрной.

Я вонзил вилку в огурец, откусил кусочек, прожевал. Почти мгновенно на глазах выступили слёзы – до того было остро; я порадовался, что вовремя заказал сок. Бургер тоже оказался острым, но съедобным. Первые куски были восхитительны, однако потом я дошёл до чего-то горького (вероятно, красная капуста) и уже не заметил ни свежего сыра, ни сочной баранины. Допил сок и заказал следующий напиток. В тот момент, когда передо мной поставили горячий апельсиновый шоколад, произошло сразу два события: со сцены грохнула иностранная музыка, а в дверях, рука об руку, появились Веник и Иляна.

«И почему все истории начинаются в тавернах?..» – с вялым интересом подумал я, разглядывая спутницу друга. Она было что-то среднее – вроде бы уже не невеста, но вроде ещё и не жена. В связи с Вениковым родом занятий брак, помимо торжества влюблённых сердец, оборачивался сложной электронной волокитой. Поэтому у Иляны заветный штамп мог появиться в любой момент, а вот у Вениамина с этим до сих пор были проволочки. Я потихоньку стыдливо злорадствовал, пока не понял, что и мне в своё время предстоит та же участь. Если я, конечно, не уволюсь или не решусь не жениться вовек, к чему я в нынешнем злом состоянии был близок, если честно.

Вениамин и Иляна застыли на пороге, оглядывая ресторан. Да, на первый взгляд тут необычно, и, кажется, вопреки моим наставлениям, Веник даже не заглянул в «Амиго» накануне. Я уже приготовился усмехнуться их уходу в какое-нибудь более тихое место, но они вдруг улыбнулись друг другу и пошли прямо в зал, сквозь толчею развесёлых завсегдатаев из громадного офиса по соседству. А пока они искали свободный столик, у меня были последние минуты тишины и соответственно время, чтобы вернуться к мыслям о тавернах и о том, почему все истории начинаются именно там.

Пожалуй, всё из-за того, что таверны стоят на перекрестье путей – либо в шумных городах, либо в больших деревнях, за частоколами и глинобитными стенами которых люди чувствуют себя в безопасности и готовы не только предаваться веселью, но и заключать союзы, проворачивать сделки, составлять планы и обдумывать злодейства. Кроме того, в тавернах тепло. В каменном очаге бушует огонь, за окном свистит ветер, на столах, словно по волшебству, появляются еда и пиво (или эль, для утончённых). Дальше дороги немного разнятся: усталых странников ждут добротные комнаты наверху, а пилигримов и сумасбродов – новые пути, ведущие от дверей таверны в тишину и шорохи леса, в порты и верфи, в подземелья и погреба, в новые города и страны. Но самый главный путь, путь к своему порогу, очень редко начинается в придорожном кабаке…

Ладно. Ладно. Тони, поспокойней, поближе к делу.

Я чувствовал, как внутри клубится раздражение, помноженное на усталость и злость. Уже нацелился попросить у приближавшейся официантки чего-нибудь покрепче сока, когда в кокон недовольства вдруг просочился тёплый вафельный аромат. Я с недоумением оглянулся, безотчётно вдыхая чудесный запах. И заметил за соседним столиком – точно таким же, как мой, с кожаным диванчиком в нише, – Веника и Иляну. На мгновение меня пронзила острая зависть к этой имбирной парочке, такой шоколадной, такой идеальной. Они улыбались и держались за руки, разглядывая меню. Словно искупанные в милоте.

– Привет.

Я дёрнулся так резко, что заехал локтем в глаз поздоровавшейся и неслышно появившейся Кате.

– Ой!

– Ой…

На её вскрик обернулась Иляна, следом меня заметил и Веник. Катя прижимала ладони к лицу и яростно тёрла глаз. Потянувшись к ней, я столкнул со стола бутылочку сока, и она упала, разбилась, а сок окрасил мои белые брюки, мягко говоря, в не самых удачных местах. Пока я разбирался с осколками, Катя начала шипеть и всхлипывать от боли.

– Катя? Кать?..

А дальше пошла сплошная незапланированная суета. Иляна совала Катарине салфетки, я бросился за врачом или хотя бы аптечкой, вокруг столпились посетители кафе, шум, гам, тарарам… Один только Веник заворожённо наблюдал за обеими девушками, словно сравнивая.

Он не видел Катю с тех пор, как я признался, что встречаюсь с ней. Я знал, что они созваниваются и переписываются, на день рождения она даже присылала ему подарок… Но теперь Веник, вероятно, размышлял: не прогадал ли он? Может быть, выбрал не ту девочку?..

На секунду я ощутил отвращение к самому себе за эту поганую мысль. Но продолжил ею упиваться, всё ещё во власти недовольного, злого осеннего настроения. Не так давно я кое-как справился с раздваивающейся реальностью, и доброты моему характеру это явно не прибавило…

В запале беготни я даже не до конца понял, что именно я – причина всего переполоха, Катиного опухшего глаза, испуганной Иляны, сосредоточенного доктора и каких-то бинтов и мазей, появившихся на столе посреди остатков бургера, солёных огурцов и использованных салфеток. Я даже не особо проникся ситуацией – пока не услышал голос врача.

– Госпитализируем, – категорично произнёс он, связываясь со своими коллегами и вызывая транспорт. – В глаз попало ядовитое вещество, по всей видимости, люзит. Нужно тщательно промыть и как можно скорее вколоть антилюзон.

– Так вколите сейчас!

– Люзит – редкое вещество. В стандартную аптечку антидот не входит. Он есть только в лаборатории при больнице. Я крайне удивлён, как люзит вообще попал девушке в глаз.

И тут я понял. В груди толкнулась оглушающая, ледяная волна вины. Как у всякого технаря, путешествующего по реальностям, во всей моей одежде, во всех куртках и пиджаках на локтях были предусмотрены малюсенькие, с горошину, кармашки с парализаторами. Кармашки, если надо, открывались с удивительной лёгкостью, но располагались так, что их трудно было задеть случайно. Трудно, однако возможно – заряд пришёлся ровно Кате в глаз…

Какой ужас! Люзит!