Матьё Габори - Сумеречные королевства

— Это ничего не значит!

— О, нет! Ваше сознание настроилось на сознание деревьев, а их — на ваше.

— Это невозможно, — прошептал я. — Невозможно.

Моему потрясению не было предела. Печать сумрака свидетельствовала о том, что Ловцы Света взломали мой разум, стремясь к гармонии, которой я нисколечко не хотел.

— К чему противиться? — спросил Арлекин. — Почему вы не желаете подчиниться их влиянию?

Я проигнорировал его вопрос и принялся спешно собирать вещи.

— Агон, что вы делаете?

— Ухожу. — Я засунул в карман камзола Книгу Странника.

— Опять! — В его голосе прозвучала неприкрытая ирония.

— Мне не оставили выбора, меня вынуждают стать адептом школы.

— Вы не сможете убежать.

— А это мы еще поглядим, — пробормотал я, устремляясь в коридор.

Охваченный тревогой, я сбежал по лестнице. Стигматы Ловцов Света… Они словно чума. Болезнь поражает вас без предупреждения, она тихонечко прокрадывается в ваш мозг, и пожалуйста — вы уже ничем не отличимы от остальных учеников с кожей цвета золы. «Никогда, — думал я, выходя из пансиона, — вам никогда не удастся сделать из меня серого кардинала». Я не желал думать о последствиях бегства, не знал, каким образом покину полуостров. Я хотел одного — убежать, ускользнуть от этих ненавистных сумерек.

На улице оказалось совсем немного учеников, но все они провожали меня глазами, пока я решительно шел к дрожащей завесе, отделяющей вечные сумерки школы от яркого дневного света. Никто не преградил мне дорогу, никто и не подумал удерживать меня, помешать шагнуть на песчаную насыпь. Просто все знали, что это бессмысленно. У школы имелся надежный сторож — вожделенный рассвет, встающий над морем, нежные солнечные лучи, играющие с пенными гребнями волн. С моих губ сорвался пронзительный крик, постепенно превратившийся в тихие стоны, жалобное поскуливание. Я закрыл лицо руками, казалось, что кто-то швырнул мне в глаза пригоршню тлеющих угольев. Я бросил вещи и начал пятиться.

Позади себя я слышал шаги, ко мне приближались люди. Кто-то попытался оторвать мои руки от лица, но я отбивался, как буйно помешанный, метался по улице, пока не услышал голос Урланка, перекрывающий голоса встревоженных учеников, сгрудившихся вокруг меня.

— Агон, какое несчастье! — воскликнул учитель. — Пойдемте, оставьте нас, я сам с ним разберусь.

Он обнял меня за плечи.

— Не дергайтесь, — шептал мастер. — Я отведу вас в свой павильон.

— Мне так больно, — простонал я.

— Знаю, — признался Урланк, — но как только вам в голову могла прийти безумная идея выйти за пределы школы!

— Мои волосы, — объяснял я, пока учитель медленно вел меня по улице. — Мои волосы, Урланк. Деревья воздействуют на меня, они завладели мною.

— Нет, вы ошибаетесь, — возразил он. — Деревья никогда никем не завладевали.

Мы вошли в убежище Урланка, во всяком случае, мне хотелось на это надеяться, потому что я по-прежнему не отнимал рук от лица, боясь, что, если я это сделаю, боль убьет меня. Сейчас у меня болело все лицо, слезы струились по горящим щекам. Урланк помог мне подняться на третью галерею. Я весь дрожал, и звал то мэтра Гийома, то Эвельф. Но на мои призывы ответил лишь голос Амертины:

— Бедный мальчик…

— Этот кретин хотел уйти, — ворчливо заметил Урланк. — Ты должна позаботиться о нем.

— Все так неожиданно, — вздохнула черная фея.

Я слышал, как поскрипывают колеса ее кресла и трепещут сухонькие крылья.

— Пожалуйста, — в голосе Урланка прозвучала мольба.

Он осторожно усадил меня на стул:

— Вот так. Нет, пока не отнимайте рук от лица. Подождите здесь, я должен поговорить с Амертиной.

— Я ничего не вижу, Урланк. Совсем ничего. Светлые силы, я ослеп…

— Нет, вы не ослепнете. Но вы поставили меня в очень трудное положение.

Послышались удаляющиеся шаги мастера, кресло черной феи снова заскрипело. Они долго о чем-то шептались на незнакомом языке. Несколько раз голос Амертины срывался на крик. Очевидно, они ссорились.

Наконец Урланк вернулся ко мне.

— Все в порядке. Амертина позаботится о вас. Но мне надо уйти. Только больше не вздумайте вести себя, как идиот.

— Я пленник… Вы намерены помешать мне вернуться к Наставничеству.

— Вы несете чушь.

— Я пленник, пленник, — твердил я.

— Это не надолго, Агон, не надолго…

Мастер оружия предоставил меня заботам черной феи. Ее крошечные ручки помогли мне подняться, после чего старуха увлекла меня к ветвям деревьев, заполонившим галерею. Затем, повинуясь ее приказу, я лег на пол.

— Доверься мне, — сказала Амертина, — деревья помогут.

И тут ко мне подползли две черные ветки, ощупали грудь, ища лицо. Я хотел воспротивиться, вскочить, но ладонь Амертины легла на лоб, прижимая затылок к полу.

Когда обе ветви беспрепятственно проникли в глазницы, с моих губ сорвался дикий крик. А они погружались все глубже и глубже, трепещущие и теплые. Парализованный ужасом, я больше не шевелился, но вскоре ощутил невероятное облегчение. Огонь, пожиравший глаза, стих, словно его залили водой.

— Ну вот, все кончилось, — прошептала Амертина, поглаживая мой пылающий лоб. — А теперь спи, доверься им…

Измученное тело расслабилось, сознание затуманилось, и я провалился в сон.

Жаркое лето обрушилось на крыши Лоргола. С наступлением ночи жители города наслаждаются легким бризом, прилетевшим с моря и ласкающим разгоряченные лица. Лишь старики опасались ветра, врывающегося в дома, ведь он столько раз шептал о смерти, принося с собой отголоски хрипов и стонов. Лето обрушилось на крыши Лоргола.

Отец держит за волосы молодую женщину. Кольчужные перчатки оставляют след на нежной щеке. Она истекает кровью, но смотрит с вызовом. Ее глаза не моргая смотрят прямо на барона, и он не выдерживает.

— Проклятая шлюха, — рычит мессир де Рошронд, наматывая волосы несчастной на сжатый кулак. — Почему ты не желаешь мне подчиняться? Ты находишь его отталкивающим? Грязным? Ну-ка, отвечай!

Рывок, и женщина вынуждена склонить голову. Я не двигаюсь, зачарованный видом обнаженного бедра, молочно-белой плоти, которую отец так хочет предоставить в мое полное распоряжение.

— Сын барона! Тебе этого мало? — кричит отец.

Кончиком шпаги он приподнимает подол платья и смотрит на меня:

— Видишь, Агон! Я хочу, чтобы ты боялся этого тела, хочу, чтобы ты опасался его, словно чумы. Ни один мужчина, ни один рыцарь никогда бы не осмелился перечить мне, как это делает она. Ты меня понимаешь?

— Нет… отец, — бормочу я.

— Дурак! Неужели ты не можешь понять, что у нее больше власти, чем у вооруженного наемника? Какие глазищи, черт возьми, какие глазищи… Да разве ты не видишь, что взгляд этой шлюхи оскорбляет! Дагу [3] Дага — обоюдоострый кинжал для левой руки, применяемый при фехтовании в паре с длинноклинковым оружием, чаще всего шпагой. , обнажи дагу…