Матьё Габори - Сумеречные королевства

— Агон!

— Что?

— Амертина. Она согласилась.

Видя, что я нахмурил брови, мастер добавил:

— Создать рапиру, Тень…

Всю ночь меня преследовали кошмары. Во сне ко мне являлись Мезюм и Пардьем, оба в масках. Они пытались приковать меня цепями к стволу низкорослого дерева. Теперь я знал, что Школа Ловцов Света угрожает моему рассудку, который напоминает трепетный огонь свечи, сияющий во мраке ночи. И чтобы спасти это трепещущее сознание, я должен был вернуться к привычной жизни, жизни Странника.

Проснулся я поздно, уже после восхода солнца, и, наспех одевшись, спустился в главный зал. Там я расположился за дальним столом и принялся в полголоса читать заповеди Наставничества. Обескураженный моим состоянием, Арлекин делал вид, что не замечает меня, и суетился за стойкой. Закончив чтение, я понял, что готов встретиться лицом к лицу с каждым из преподавателей, обретавшихся в павильонах, где оттачивали разум учащихся.

Я представлял себе визиты вежливости, короткий обмен фразами на пороге или в залах павильонов, но я не был готов к тому, что меня встретят оскорблениями или же, в лучшем случае, холодным презрением. Увы, Ловцы Света донельзя усложнили мою задачу, и многие преподаватели просто не желали меня видеть. Затворничество Дьюрна самым плачевным образом сказалось на школе. Стоило мне распахнуть очередную дверь, — а не одна из них не запиралась на ключ, — я тут же наталкивался на переплетение корней, змеящихся по полу навстречу трепещущим ветвям черных деревьев. Многие ученики сидели на корточках рядом с товарищами, попавшими в ловушку, а преподаватели с окаменевшими лицами пытались поддерживать хоть какую-то видимость порядка среди царившего хаоса… Мое имя было у всех на устах. Меня обвиняли в случившемся, и каждый норовил это сообщить. И если сначала почти все учителя мечтали воспитать из меня достойного серого кардинала, то сейчас они хотели только одного: чтобы я поскорее убрался из школы. Некоторые, не смущаясь, говорили это, другие захлопнули дверь прямо у меня перед носом.

Я уже обошел большую часть павильонов и был готов отказаться от безумной затеи, когда появились мои мучители. Пятеро учеников окружили меня плотным кольцом.

— Ну, здравствуй, Агон, — начал их вожак.

Я оценил свои шансы и понял, что мне вряд ли удастся оттолкнуть одного из парней и удрать к Урланку.

— Родитель железных душ стареет, — заявил главарь, доставая рапиру из ножен. — И все же ты хитер, раз обвел старика вокруг пальца и заставил так полюбить себя… Но ведь ты не рассчитывал, что тебе удастся уйти, не попрощавшись? Неужели ты верил, что Ловцы Света позволят тебе сбежать?

Острие рапиры кольнуло грудь, заставив меня отступить.

— Ты даже не представляешь, как мне хочется тебя убить, — сказал школяр. — Как я ненавижу твое лицемерие, эту самоуверенную физиономию баловня судьбы. Черт побери, как мужчина из рода Рошрондов мог оказаться столь жалким червем?

Упрямец не станет слушать меня, что бы я ни говорил. Вся эта сцена напомнила мне о том, что порой в деревнях Странников принимали за идиотов, или, того хуже, за злых волшебников, которых следует гнать палками. Моя ладонь легла на лезвие шпаги противника.

— Осторожней, мессир, вы поранитесь, — усмехнулся наглец.

Я изо всех сил сжал кулак и медленно повел руку к гарде. Боль обжигала ладонь, ярко-алая кровь текла по пальцам и капала на землю. Мой недруг изменился в лице, теперь на нем явственно читалось отвращение. Когда моя рука коснулась гарды, он бросил растерянный взгляд на товарищей. Кровь текла и текла, боль усиливалась. Наше противостояние достигло кульминации: либо он отпустит рапиру, либо дернет ее, и тогда острое лезвие распорет руку до кости…

Страх вызвать гнев психолунников или же абсурдность моего поведения заставили противника уступать. Он ослабил хватку, я убрал руку, и рапира упала к нашим ногам.

— Хорошо, — протянул он, отступая к товарищам. — Теперь попытай счастья с Серфоном.

Тот, кого звали Серфоном, противненько улыбнулся и, в свою очередь, приставил рапиру к моей груди. В ту же секунду дверь ближайшего павильона распахнулась.

— Оставьте парня в покое.

Мужчине, возникшему на пороге, было около сорока лет. Темный плащ и камзол цвета конопли, волосы зачесаны на лицо так, что можно увидеть лишь нос и тонкие, плотно сжатые губы. За спиной незнакомца уютно устроилась цистра [4] Цистра — западноевропейский старинный струнный щипковый музыкальный инструмент типа лютни с парными струнами. из драгоценной древесины; музыкальный инструмент держался на тонком черном кожаном ремне.

— Не заставляйте меня играть, — сказал нежданный спаситель, поднимая руку, чтобы взять цистру.

Ученики отпрянули, а их главарь, вытянув палец в моем направлении, процедил:

— Мы еще вернемся, мессир де Рошронд. И тогда тебя никто не защитит.

Преподаватель терпеливо ждал, пока забияки не растворятся в окружающем нас сумраке, а затем обратился ко мне:

— Как ваша рука?

— Пройдет, — скривившись, я оторвал кусок рукава, чтобы сделать из него импровизированную повязку.

— Нет, боюсь, этого недостаточно. Однако вы сумели произвести на них впечатление…

— Хотелось бы обойтись без демонстраций подобного рода.

— Ах, как я вас понимаю. Пойдемте, я придумаю, как излечить вашу рану.

— Вы хотите, чтобы я вошел?

— А вы предпочитаете истечь кровью у дверей моего павильона?

— Нет… Я с вами.

Удивленный благосклонным приемом преподавателя, я последовал за ним, лелея тайную надежду, что, быть может, мэтр даже согласится назваться моим наставником.

— Меня зовут Мелоден, свой павильон я делю с еще одним педагогом, — объяснял мужчина, пока мы шли по коридору, стены которого украшали написанные маслом портреты юных учеников. — Ваши предшественники, — объяснил Мелоден.

Разветвляющийся коридор соединял четыре крыла здания. Здесь, как и везде в школе, можно было увидеть многочисленные ветви и корни Ловца Света. Учитель остановился перед плотным занавесом, приподнял его и жестом пригласил меня следовать вперед. Пришлось пригнуться, чтобы преодолеть низкий и темный проход, ведущий во владения Мелодена. Так я оказался в вытянутой комнате, озаренной свечами. В углу виднелась лишь часть ствола Ловца Света, корни которого ковром устилали пол. Эти корни сходились в центре зала, образуя плетеный кокон, напоминающий нерукотворный альков высотой в человеческий рост. Все стены занимали массивные полки с лежащими на них цистрами самых разнообразных форм.

Учитель пододвинул мне табурет, а сам уселся рядом, взяв в руки инструмент.