Татьяна Коростышевская - Кисейная барышня

— А из пещеры меня кто вынес? — спросила я благостно.

— Из какой такой пещеры? — Маняша потрогала мой лоб.

Я через ее плечо посмотрела на майора, тот сокрушенно разводил руками.

— Мой грех, каюсь. Не удержал я нашу отважную амазонку, вниз ринулась.

Нянька наградила меня столь свирепым взглядом, что понятно стало: получу наедине по первое число.

— Он так жалобно мяукал, сердечный, — продолжал изливать елей Зорин. — Любое бы сердце дрогнуло. Гаврюшенька, страдалец, хищными птицами истерзанный, голодный, холодный…

Страдалец урчал на полу, тщательно вылизывая основательное кошачье пузцо.

— Я как эту картину увидал, его, горемычного, да Серафиму Карповну натурально без чувств, похолодел. Схватил одной рукой ее, бездыханную, другой — котейку…

— А третьей, стало быть, веревку держали?

— Вот вы, драгоценнейшая Серафима Карповна, шутить изволите, — обиделся майор, — а в ажитации я на многое способен.

«Даже отрастить себе еще пару рук?» — собиралась вопросить я, но лишь охнула, потому что Маняша ущипнула меня за бок под одеялом.

— В груди кольнуло? — Карл Генрихович шагнул ко мне. — Позвольте осмотреть.

— Авр-р… — Гавр заступил ему дорогу, раздувшись чуть не вдвое, как умеют только кошки.

— Благодарю, — быстро и страдальчески улыбнулась я лекарю, — все в порядке, просто голова немножко закружилась, мне отдохнуть… Маняша, где соль ароматическая?

— А Гаврюшенька ваш покой блюсти будет, — хихикнул Болван Иванович. — Как раз на пост заступил. Чует животное, кто его спасительница, или матушку в вас свою узрел, сиротинушка.

Болван не болван, а кота он на меня спихнул филигранно. А я даже возразить ничего не смогла, потому что нежные барышни вроде меня после эдаких приключений откидываются безвольно на подушки и отпускают визитеров мановением тонкой ручки.

Я и откинулась, и ладошкой помахала, и вздохнула скорбно.

Маняша ушла гостей провожать, а Гавр запрыгнул на кровать, демонстрируя желание прокопать мне в животе дыру, да и свернуться в ней калачиком. Только желанию его сбыться не ссудилось. Я вскочила с постели и побежала в гардеробную.

— Ты чего удумала?

Вернувшаяся в спальню нянька застала меня уже полностью одетой в строгое коричневое платье и черные закрытые туфельки.

— Наличных прихвати, — велела я спокойно, — мне двух парней покрепче нанять надо, да спроси в бельевой веревку локтей на тридцать.

— С места не двинусь. — Маняша картинно заперла дверь, а ключ положила в карман. — Пока толком мне все не объяснишь. Мало того, что ты под землю полезла…

— Там женщина была, в пещере этой. Понимаешь?

— Где ты Гавра нашла?

— А вот кота-то там и не было. Была незнакомка, в тряпье укутанная, это она мяукала.

— Она?

— Ну уж точно не этот… — Я посмотрела на сироту, тот безмятежно рассматривал свою лапу. — Стой. Бельевая веревка не подойдет. Нам канат нужен рыбацкий, и сеть к нему. В сети мы в два счета тело снизу поднимем.

— Доктор предупреждал, что у тебя горячечный бред начаться может, а Иван Иванович…

— Болван он, твой Зорин, — перебила я. — Помнишь, мне вчера ночью мерещился кто-то в воде?

Нянька неодобрительно покачала головой.

— Мне не померещилось, — продолжила я.

— Ты хочешь сказать, что какая-то баба проплыла три версты по морю, чтоб потом тебе из пещеры мяукать?

Звучало, конечно, преглупо.

— А если, предположим, ее течение к берегу прцбило? Вода при приливе как раз почти к пещере подступает. Маняша, даже если я ошиблась и не эту женщину я ночью видела, дела это не меняет. Мы должны ее спасти!

— Обещай, что сама туда не полезешь, — попросила нянька, вынимая из кармана ключ. — И плащ надень.

Я закуталась в меховую накидку.

Экспедиция была организована быстро. Маняша шепнула пару слов портье, одарила денежкой сначала его, затем троих белобрысых молодцев в курточках гостиничных посыльных, затем отсыпала горсть монеток хозяйственному дядьке, который предоставил нам моток просмоленной веревки и справную рыбацкую сеть.

— Врач, наверное, нужен.

— Ганс отправит вослед фельдшера, как только его разыщет, — сказала нянька и подмигнула зардевшемуся портье.

— Что б я без тебя делала?

— Знамо что, в пансионах бы сидела, — фыркнула Маняша. — Можем выдвигаться. А по дороге расскажи, сколько бриолину было на макушке его сиятельства при вашей первой встрече. Серафима, ты чего замерла? Идем.

Нянька решительно взяла меня под руку. А я подумала, что про князя Кошкина мне даже рассказывать сейчас неинтересно.

Но мои-то чувства в расчет не принимались. Поэтому размеренно, в такт шагам, я поведала своей наперснице о судьбоносной встрече со светлейшей особой.

— Красиво, — решила Маняша. — После сможет сочинить, что с первого взгляда к тебе воспылал. Мужеский пол на эдакие знаки судьбы падкий, вот, помнится, фильма еще такая была про пиратского капитана и прелестную рыбачку.

У начала знакомой тропинки нагнали нас гулкие звуки гонга. Значит, уже полдень, и обитателям отеля предлагается переодеться к обеду, который накроют в столовой ровно в половине первого. Обычай старинный и выполняется он неукоснительно. Опоздать к обеду — скандал и моветон, лучше уж совсем трапезу пропустить, чем явиться, когда салфетки разложены на коленях, а предупредительные официанты обносят кушаньями. Вот и сейчас вся фланирующая на свежем воздухе публика устремилась к отелю. Хорошо, что мне сей момент не придется толкаться в дверях, приминая чужие турнюры.

— Фимочка, что происходит? Говорят, ты захворала?

Со вздохом, я обернулась. Терпеть такого обращения не могу, и только одной особе оное спускается. Наталья Наумовна, моя драгоценная кузина, взволнованно дышала от энергичной ходьбы, гризетка Лулу за ее плечом изображала ажитацию.

— Ах, полно, Натали, — безмятежно улыбнулась я. — Однако как скоро разносятся слухи в нашем крошечном обществе.

Кузина поморщилась. Барышне слухами интересоваться не пристало, тут она дала маху, как и в том, что поздороваться забыла.

— Бонжур, моя дорогая, — перешла она на французский, — нам необходимо поговорить.

— Как тебе будет угодно, дорогая…

Маняша вполголоса передразнила:

— Шерочка с машерочкой! Шери, ма шери… — И отвернулась, громко велев работникам подождать.

Лулу почтительно отошла, поглядывая на няньку с высокомерным недоумением.

— Это скандал! — сразу взяла быка за рога Наталья Наумовна. — Незамужняя девушка наедине с мужчиной… без чувств… твоя репутация погублена…

— Ах, дорогая, — всплеснула я руками. — Карл Генрихович — старик и, ко всему, лекарь. Неужели все так серьезно?

— Лекарь?

— Несомненно, в противном случае ему вряд ли удалось бы дослужиться до коллежского асессора.